Такого, брат, следовало бы нам обрести наставника. Но, увы, — какое наше время! Предвидя Духом Святым злополучие сего времени, Богоносные отцы, из жалости к нам, как чадам своим, в помощь нашу оставили нам все нужное в святых своих писаниях. По словам Божественнаго Симеона Нового Богослова, по истине мало таких и в особенности ныне, которые были бы способны должным образом пасти и врачевать разумныя души. Пощение, бдение и образ благоговения может быть многие и показывают притворно или и на самом деле усвоили, также и говорить, и словами учить очень многие удобно могут; а чтобы чрез смиренномудрие и всегдашний плач и слезы отсечь страсти, и усвоить себе неотъемлемо всеобъемлющие добродетели, таковых весьма мало. В подтверждение же своих слов Симеон приводит свидетельство древних Святых отцов: ибо Божественнейшие отцы наши говорят: желающий отсечь страсти плачем отсекает их; и хотящий стяжать добродетели плачем стяжавает их. И так явно отсюда, что не плачущий на всякий день монах, ни страстей не отсекает, ни добродетелей не совершает, и никогда не бывает причастником дарований. Ибо иное есть добродетель, и иное дарование. Потому и ближайший к нам Богоносный отец наш, российское светило, Нил Сорский, все это с великим вниманием рассмотрев в Божественных Писаниях, и предвидя бедственные наши времена, и нынешнее человеческое нерадение, в своем предисловии на книгу свою советует ревнителям, говоря так: должно с особенным тщанием искать незаблудшаго наставника. Если же таковой не найдется, то святые отцы повелели нам учиться от Божественных писаний и наставлений Богоносных отцов, слыша Самого Господа говорящего: испытайте писания и в них обрящете жизнь вечную (Ин. 5, 39). И если этот святой говорит это только о умном делании: то тем более необходимо обрести опытного делателя и незаблудшаго наставника в том, чтобы получить избавление души от всех злых страстей, и наставиться на правый путь делания заповедей Божиих.

Отсюда, брат, вытекает крайняя для нас необходимость с великою заботливостью и со многими слезами день и ночь поучаться в Божественных и отеческих писаниях, и с советом единомысленных старейших отцов обучаться исполнению заповедей Божиих и деланию Святых наших отцов. И таким образом, по милости Божией, при нашем самопонуждении, можем получить и спасение».

Слыша все это от о. Паисия, подумал тогда в себе монах Виссарион: чего еще искать. И тотчас пал со слезами к ногам о. Паисия, умоляя его принять к себе в послушание. Но о. Паисий и слышать не хотел о том, чтобы над кем начальствовать, так как сам желал жить в подначалии. А тот, с большим усердием припадая к нему со многими слезами, три дня неотступно просил его принять. Видя такое брата сего смирение и слезы, о. Паисий умилился и решился принять его, впрочем, не как ученика, а как друга, дабы жительствовать средним путем вдвоем. И кому Бог подаст более разумения в святом Писании, чтобы друг другу открывать волю Божию, и возбуждать к исполнению заповедей Божиих и ко всякому доброму делу; также отсекать друг перед другом свою волю и рассуждение, слушаться в добром друг друга, иметь одну душу и одно произволение, и все потребное для жизни иметь общим. И таким образом, определив начало, стали жительствовать единодушно по правилам святых отцов. И утешался юный старец душою своею, что по благодати Божией обрел мир душевный в сожитии с единомысленным братом, ради отсечения друг перед другом своей воли и рассуждения, — что по определению отцов есть послушание. Вместо же отца и наставника они имели учение святых и Богоносных отцов наших. И пребывали они в мире глубоком, подвизаясь, горя духом и повседневно полагая благое начало, дабы преуспевать в совершенное смирение и любовь к Богу и ближнему и друг к другу чрез исполнение Святых Божиих заповедей.

Но недолго наслаждались они таким тихим сладким о Боге, утешительным для души безмолвным житием, — всего четыре года и немного более (1754 г.). Ибо другие братия Святой Горы и приходящие из мира, слыша и видя такое их мирное и любовное о Боге жительство и, сами имея великую к сему ревность, неотступным своим молением стали убеждать старца принять их в ученики. Он же много лет отказывался от сего и не принимал иного четыре года, а иного три. Напоследок, будучи убеждаем то непрестанным усиленным их прошением, то плачевным молением жившего с ним весьма братолюбивого монаха Виссариона, начал и против своего желания принимать по одному, возлагаясь на всемогущий Промысл Божий о душевном и телесном их окормлении. И в скором времени собрались около него братии восемь человек Молдавского происхождения. Поелику же они не помещались в двух калибах, то необходимо было им приобрести келлию с церковию Святаго Константина. Тогда начали присоединяться к обществу старца Паисия и братия славянского народа. И собралось всех двенадцать братий. И начали вычитывать и петь правило в церкви по-молдавски и по-славянски. Оказалась теперь крайняя нужда в иеромонахе и духовнике. И вот, согласившись, все братия начали усиленно смиренным своим молением упрашивать старца принять священство и духовничество. Но он и слушать о сем не хотел, говоря, что он по этой причине и из Валахии ушел. Однако, как он не отказывался от сего со слезами, они все более и более также со слезами припадая к ногам его, просили и умоляли не презреть прошения их, предлагая ему многия важные и благословенные причины, в особенности же следующую. Когда мы бываем на исповеди у других духовников, говорили они, то советы и заповеди, подобающие нашему жительству, которые мы от тебя принимаем, они своими советами опровергают; и от того мы получаем большой душевный вред. Ибо и из духовных многие, или летами, или разумом, юны. И Божественное Писание говорит: Горе тебе граде, в нем же царь твой юн (Екк. 10, 16). Приведши эти слова, святые отцы говорят: горе братиям, у которых начальник или духовник молод и с цветущим телом, к тому же в особенности если неопытен в духовной жизни, который не стяжал ни правого разума и духовнаго по Богу рассуждения, и не ведает многообразия страстей и немощей душевных и телесных. Ибо если бы он был усердным исполнителем заповедей Христовых: то по своей мере не лишен бы был и дарований от Господа, как-то: духовнаго разума и рассуждения, милосердия, смирения и любви к Богу и ближнему, — каковые добродетели суть всеобъемлющие или главные и первейшие. Это подтверждает и Симеон Новый Богослов, говоря, что невозможно вседушно ищущему и толкущему, по слову Господню не получить и не обогатиться дарованиями. Это и многое другое высказывали братия, с плачем припадая к блаженному. А кроме того и почтенные старейшие отцы Святой Горы всячески просили и увещевали его не отказываться от иерейства; ибо знали, что он достоин был сего, и мог, при помощи Божией, привести многие души ко Господу чрез свои наставления, в особенности же любовию и смирением своим. И потому они неослабно советовали ему, даже с угрозою за преслушание, принять сан священный, говоря: как же ты будешь учить братию послушанию и отсечению своей воли и рассуждения, будучи сам преслушником и презрителем слёзного моления стольких просителей и нас? Разве не знаешь, что породило преслушание? Тогда старец, видя себя в такой со всех сторон тесноте неудобоизбежной, и против воли покорился, сказав со слезами: «Воля Божия да будет!» И рукоположен был во иерея, и определен духовником. И была великая радость чадам его духовным.

Потом, когда Господь умножил братию, так что они не помещались в церкви и келлиях святаго Константина, тогда старец Паисий, по совещанию со своими братиями, выпросил ветхую и праздную келлию св. пророка Илии монастыря Пандократора, а вместе и благословение от Святейшего Патриарха Серафима, пребывавшего в то время в том же монастыре. И начали с основания устраивать скит во имя св. пророка Илии. Построили церковь, трапезу, пекарню, поварню, странноприимницу и шестнадцать келлий. Ибо старец имел намерение более пятнадцати братий отнюдь не принимать; потому и келлий приготовлено было на такое число. Тогда все они вместе с радостию переселились в скит, благодаря и прославляя Бога за то, что Он благоволил им средний путь монашеского жительства переменить на общежитие. Тогда более строго установил старец отправлять и правило церковное по чину Святой Горы, разделив братию на две части, славян и молдаван. Затем он имел надежду, после таких трудов жить поспокойнее; а между тем подпал еще большим трудам. Ибо многие из братий Святой Горы и из новопришедших, видя такое у него в церкви благочиние, т. е. в пении и чтении, а также смирение, тихость и благоговение, и предстояние всех братий в церкви с благоговением и страхом Божиим, слово же в деле иереев и эклисиархов самое нужное, и отправлявшиеся ими службы с благоговением и кротостию, а вне церкви на общих послушаниях ручные труды со смирением и молчанием, и между братиями всегдашний от сердца мир, любовь и отсечение своей воли, к старцу благоговейное послушание с верою и любовию, а со стороны старца к духовным своим чадам отеческое милосердие, распределение по послушаниям благоразсмотрительное, во всяких телесных потребностях ко всем сострадание и нелицемерную любовь, — все это видя, возревновали горячею ревностью присоединиться к такому жительству. И потому неотступно своею просьбою, со слезами и частыми поклонами, убеждали его и против желания принимать их. За неимением же келлий, по необходимости, внизу под келлиями, к каменной стене пристраивали по две и по три келлийки. Все братия вообще трудились в рукоделиях. Сам старец днем, вместе с братиями, делал ложки, а ночью списывал отеческие книги. Ибо вся жизнь его проходила во всенощном бдении, и более трех часов в сутки он не мог спать. Писание же отеческих книг состояло собственно в переводе их с греческого на славянский язык. Ибо старец, при помощи Божией, скоро обучился не только простому греческому, но и эллинскому языку от одного из своих братий, по имени Макария, хорошо знавшего сей язык, и по началу переводил книги под его руководством.

Вследствие сего добрая молва о старце Паисии разнеслась по всей Святой Горе, и все относились к нему с почтением и любовию; ибо удивлялись многим Божиим дарованиям в нем и прославляли Бога. Он был там духовником многим великим отцам, как и самому вышеупомянутому Святейшему Патриарху Серафиму. И святитель этот часто посещал его иногда по немощи на осле, а иногда и пешком приходил в скит, который отстоял от монастыря как бы на полчаса ходьбы. Тут они с наслаждением беседовали о духовных и душеспасительных предметах и о вере, и о разуме духовном, о мужественном подвижничестве и о дарованиях наставника по разуму и учению Богоносных наших отцов, вместе утешаясь душами, и горя духом подражать вере их. Не один раз в год бывало и то, что Святейший Патриарх и начальствующие отцы монастыря Пандократора, по любви своей к старцу, просили его придти к ним в монастырь, и в день воскресный или какой-либо праздник отслужить самому Божественную Литургию с монастырским диаконом в великой церкви. Служил он там по-гречески неспешно и благоговейно, со страхом Божиим, непрестанно омочая ланиты свои слезами; ибо он никогда не мог без слез отслужить святую Литургию во всю свою жизнь. Видя это, Святейший Патриарх, стоя также со слезами, приговаривал: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе!» А стоявшие в алтаре, видя его всего так к Богу простертым и как бы измененным и плачущим, едва могущим говорить возгласы, настолько умилялись и плакали, что иные не могли и стоять в алтаре по причине слез, выходили оттуда и, удивляясь благодати Божией, прославляли Бога.

Одновременно с старцем Паисием жил на Святой Горе в Капсокаливском скиту, иной старец-молдаванин по имени Афанасий, с учениками своими. По летам он был старше о. Паисия. Сей Афанасий, по наветам лукаваго, завидуя славе старца Паисия, начал вслух многим разносить злохуления против него, называя его не только льстецом и прельщенным человеком, но и еретиком. Он хулил и священную умную молитву, которой старец Паисий научал своих братий. Слыша все это, о. Паисий долго терпел так, как будто и ничего не слышал. Но Афанасий, разжегшись до нетерпимости завистию, написал и послал к нему письмо. В начале оно имело вид дружелюбного наставления, а затем содержало многия хулы, укоризны и многия неправые мудрования. Получив это письмо, старец Паисий, рассмотрев все в точности, пошел к своему духовнику, объяснил и прочитал его. Затем, вместе с духовником, они пошли к другим старцам соборным духовникам по сему делу. Все они, рассмотревши оное писание, оскорбились и велели о. Паисию написать ему ответ, обличая его заблуждение и неправое мудрование. Вместе с тем они согласились, что, если старец Афанасий не раскается и не испросит прощения, обличить его на соборе Святой Горы. Как духовные отцы повелели блаженному, так он и сделал. Обличив невежество Афанасия четырнадцатью главами, в которых выяснено было его заблуждение, и опровергнуты были хулы и клеветы, он послал эти главы к нему. Прочитав их, Афанасий сознал свою погрешность, зазрел себя, раскаялся, и пришедши к старцу Паисию, просил у него прощения. Старец же Паисий с радостию простил его и, дружелюбно побеседовав с ним, открыл ему с любовию о своем с братией жительстве волю Божию, и отпустил его с миром.

Так пребывал в своем скиту старец Паисий. Братий же у него со дня на день прибавлялось. Собралось уже более пятидесяти человек. И никаким образом он не мог избежать того, чтобы не принимать со слезами и усердным молением просивших его принять их в послушание. Чего только он не говорил? И чего не выставлял им на вид? И недостаток в келлиях, и трудность послушания, и нужду в телесных потребностях, и во всем скудость. Но чем более он с кротостию отказывал им, тем более и более они, припадая к стопам его, с плачем и рыданием умоляли его принять их. И, будучи убеждаем слезами их, как отец милосердый и исполненный любви к ближним, старец принимал, возлагаясь на всемогущий Промысл Божий о душевном и телесном окормлении их, как и выше было сказано. Потому многие почтенные отцы советовали о. Паисию взять в свое распоряжение монастырь, называемый Симонопетр; ибо он был празден, так как был в долгу. Подал старец о сем прошение Собору Святой Горы, и немедленно дано было ему на это благословение. И так взяв с собою половинную часть братий, старец переселился в монастырь. О долге же монастырском он немного что-то слышал. Но в монастыре этом пришлось ему прожить только три месяца. Ибо турки заимодавцы, услышав, что в монастыре собралось общество монахов, немедленно пришли требовать долг; и взяли насильно с неповинного старца семьсот левов. Вследствие сего, убоявшись других заимодавцев, он возвратился в скит.

Пребывая же в скиту и видя столь великую тесноту и скорбь братий, старец Паисий сокрушался и весьма скорбел душею, представляя неудобность места и совершенную невозможность общежития на Святой Горе такому единодушному обществу и впереди не видя надежды к благоустроению обители. И вот с общего совета стали они готовиться к переходу в Валахию в страну Мунтянскую. Узнав об этом, Святейший Патриарх Серафим и другие почтенные отцы Святой Горы весьма начали сожалеть о том, что старец намерен удалиться от них. Пришедши к нему в скит, они много увещевали и просили его не оставлять Святую Гору. Но когда узнали такую их крайнюю нужду и великое утеснение для братства и печаль самого старца, то сказали: воля Божия да будет!