— Довольно скоро, мистер Монк.

Лили медленно поднялась, стараясь не разбередить швы, и взяла его за руку.

— Простите, но я не могу оставить их здесь.

— Какая жалость! Доктор Фрейзер сказал по телефону, что вы разводитесь с ним и что он больше не имеет никакого отношения к картинам.

— Счастлива, что он не попытался что-то предпринять за моей спиной, — бросила Лили.

Мистер Монк неловко поежился.

— Он прекрасный человек, как, впрочем, и его достопочтенные родители.

— Не сомневаюсь, что таково мнение многих людей. Да, мистер Монк, мы разводимся.

— О, весьма неприятное известие. Вы поженились совсем недавно! И всего несколько месяцев назад потеряли свою малышку. Надеюсь, вы приняли это решение на ясную голову.

— Вы все еще считаете, что мое душевное здоровье под вопросом, мистер Монк?

Мистер Монк, казалось, разом встряхнулся.

— Ну, — пробормотал он, — думаю, вы действовали поспешно, не обдумав все как следует. Разводитесь с бедным доктором Фрейзером, который так вас любит и желает всего самого лучшего. И, миссис Фрейзер, разумеется, все это очень печально для меня и моего музея.

— Что же, всякое бывает, не так ли? И должна сказать, что доктор Фрейзер горячо любит не меня, а мои картины. Я остановилась в Юрике, в пансионе «Мермейдз тейл». Пожалуйста, позвоните, когда потребуется моя подпись.

Уходя, Лили в последний раз оглянулась на сгорбленного, бледного мистера Монка, стоявшего в дверях комнаты Сары Эллиот с таким видом, словно только что проиграл в покер последние деньги. Но музей и до появления картин неплохо существовал и будет существовать и дальше.

Они стали спускаться с крыльца. Савич крепко держал Лили под руку. С другого бока шла Шерлок.

— Я думал, что Теннисон начнет всячески препятствовать увозу картин, — сообщил Савич, не глядя на нее. — Не сомневаюсь, Лили, что, позвони ты сама, так оно и было бы. Но не мог же он спорить с двумя федеральными агентами, один из которых — твой брат! — Он вдруг резко остановился и схватил Лили за плечи. — Я крайне недоволен тобой, сестричка! Тебе следовало позволить мне и Шерлок обо всем позаботиться. Уверен, что ты потянула швы и живот болит так, словно тебя туда лягнули.

— Верно, — поддержала Шерлок. — Диллон прав. У тебя такой вид, словно вот-вот упадешь.

Лили улыбнулась невестке, маленькой, хрупкой, с гривой рыжих курчавых волос и самой доброй на свете улыбкой, которая могла сбить с ног любого парня, в три раза выше и шире ее. А как она играла на фортепьяно! Лили с первого взгляда поняла, что ее любовь к Диллону истинна и глубока. Когда они венчались, маленькая Бет, которой в то время было три года, была так счастлива видеть дядю Диллона и так гордилась своими новыми лаковыми туфельками!

Лили сглотнула слезы и упрекнула себя за слабость.

— А знаешь, что вы с Диллоном угадываете мысли друг друга? Один начинает фразу, другой договаривает? — весело спросила она. — И нечего надо мной кудахтать. Мне в самом деле немного не по себе. Слегка трясет, правда, но продержусь, пока не вернемся в пансион.

Она крепко обняла брата и отступила.

— Кстати, Диллон, не проверишь, что у меня творится с кредитными карточками?

— Что все это значит?

Лили загадочно улыбнулась. Диллон помог ей сесть на заднее сиденье, осторожно положил подушку на живот и застегнул ремень безопасности. Она легко коснулась кончиками пальцев его щеки.

— Я рада, что ты приехал в музей. Вряд ли у меня хватило бы денег на такси.

Савич покачал головой, просунул ладонь под ремень, желая убедиться, что он не врезается в живот, сел за руль и включил зажигание.

— А теперь, Лили, — объявила Шерлок, оборачиваясь, — хватит тянуть. Расскажи обо всем мне и Диллону. Я имею в виду бандита, который напал на тебя в пустом автобусе сегодня утром. Не далее как два часа назад.

Савич едва не въехал в пожарный гидрант.

Они обедали в маленьком мексиканском ресторанчике на Чемберз-стрит, в квартале от пансиона, поскольку Лили решила, что голод сильнее боли.

— Отличный соус, — заметила Лили, окунув подсушенную тортилью в томатный соус и сунув в рот. — Верный знак, что и остальная еда в порядке. Господи, в жизни не была так голодна!

— Говори, — спокойно приказал Савич.

Она рассказала о водителе, объяснившем, что автобус пуст, потому что чуть не весь город собрался на кладбище. О том, что он не вынимал из ушей наушники и увлеченно подпрыгивал на сиденье и поэтому не слышал и не видел, как молодой человек с волосами, стянутыми в хвост, и в черной кожаной куртке едва не вогнал ей в сердце нож с выкидным лезвием.