– О, мадмуазель,… она ранена!?… – с сильным французским акцентом спросил он на русском.

– На нас напал,… предатель,… подлый негодяй… – вдыхая свежий воздух, потихоньку приходя в себя, ответила Настя.

– Je ne comprends pas…(я не понимаю) – пожал плечами Морис.

– Bandit… (бандит) – поправилась Настя.

– О, да… я видел,… он убежал,… мои солдаты сейчас ловят его… – ломая слова и падежи, изъяснился лейтенант и, достав из походного ранца солдатскую аптечку, стал обрабатывать рану Ариши. Через минуту и Глаша вздохнув прохладного ночного воздуха, пришла в себя.

– Как мы здесь оказались?… нас спасли?… что с Аришей?… – приподнявшись, забеспокоилась она.

– Этот негодяй Собак, он выстрелил в Аришу… – быстро ответила Настя, стараясь помочь Дрюону.

– Ах, бедная девочка,… это я виновата,… это из-за меня вы здесь остались… – зарыдала нянечка.

– Нет Глаша,… не кори себя, ты ни в чём не виновата,… никогда не знаешь точно, кто твой враг!… Вон видишь, как всё обернулось,… французский офицер нас вынес из огня,… а русский подлец хотел жизни лишить!… Так что не думай ни о чём плохом,… дыши свободно и радуйся, что мы ещё живы… – гладя по голове Аришу, чуть не плача отозвалась Настя.

– Мадмуазель потеряла много крови,… вся белая,… но она будет хорошо… – обработав рану, коверкая фразу, подметил Морис, – м-м-м,… её надо перенести в надёжное место,… там, где есть тепло и уход… – вспомнив ещё немного русских слов, добавил он.

– Но куда?… все наши знакомые покинули город, а дом сгорел… – грустно взглянув на догорающие остатки крова, где они были так счастливы, проронила Настя.

– Я с солдатами живу в неплохой palais (усадьба),… можно туда… – неожиданно предложил Морис.

– Ну что же, раз вы думаете, это будет уместно, то, пожалуй, у нас нет иного выхода,… да вы и язык наш понимаете… – печально вздохнув, согласилась Настя и тут же добавила, – а откуда вы так отменно знаете русский?… – мягко спросила она, на что француз, слегка засмущался и потупил взгляд.

– Ещё до войны я мечтал поехать в Россию и попасть в Московский театр,… хотел видеть красивое русское искусство балета,… ведь по образованию я музыкант,… и специально для этого, как мог, учил ваш трудный язык… – все больше вспоминая навыки русского, ответил он и, достав нюхательную соль, поднёс её к лицу Арише. Спустя мгновенье, Ариша, вдохнув целительного запаха соли, очнулась.

– Ариша!… Аришенька, ты слышишь меня,… как ты доченька?… – вскрикнув, кинулась к ней Настя.

– Да мама,… слышу,… а что случилось?… почему так больно?… – жадно вдыхая, глоток за глотком, свежий воздух, прошептала Ариша и открыла глаза.

– Я потом тебе всё объясню,… главное ты жива… – вытирая слёзы радости, припала к ней Настя. В этот момент, со стороны горящего дома, размахивая руками и разгоняя дым, показались солдаты караула, отправленные Морисом на поимку поджигателя. Ни слова не говоря, Морис поднялся и подошёл к ним. Солдаты немедля обратились к нему с докладом. Настя невольно прислушалась. В своё время, и она, и Ариша, в силу своих занятий балетом, где часть названий имеет французские корни, изучала этот язык, и теперь прислушиваясь, поняла из разговора военных, что злодей, пользуясь покровом ночи, скрылся. Морис, как и подобает офицеру, строго отчитал своих подчинённых упустивших врага. Но имея на руках трёх обездоленных и измождённых женщин, он пожалел караульных, и, отмахнувшись от неудачной поимки негодяя, велел, четверым подчинённым помочь ему доставить бедных женщин в усадьбу, а прочих солдат отправил вперёд готовить им приём.

Особенно Мориса заботило положение Ариши. То, что рана случилась навылет, это конечно хорошо, не надо доставать пулю. Но вот то обстоятельство, что она задела ключицу и, сломав её, повредила небольшой кровеносный сосуд, такое положение вещей настораживало Мориса, и тревожило его как бывшего медика. Когда-то давно ещё в своём отрочестве он, будучи сыном оперной певицы и военного врача, учился некоторое время на армейского фельдшера. Однако музыкальная наследственность матери победила, и он пошёл по её стопам.

И вот сейчас в столь трудный час, те его первоначальные знания по медицине очень ему пригодились. Поражённый чрезмерной бледностью и состоянием Ариши, он решил лично нести её на руках до самого их расположения. Двое солдат, наспех соорудив кое-какие носилки, уложили на них расхворавшуюся Глашеньку и понесли её вслед за Морисом и Аришей. Настя, окончательно отдышавшись от угара, была в состоянии идти сама. В последний раз, оглянувшись на уже догорающий дом, она с горестью перекрестилась и, поклонившись, тронулась в путь. Двое из оставшихся караульных зорко оглядываясь по сторонам, шли рядом готовые в любой момент предотвратить негаданные неприятности, а уж их-то в городе хватало.

В этот вечер пожар в доме Насти и Ариши не стал единственным. За то время пока они добирались до расположения французских солдат, в их околотке загорелось ещё несколько дворов. Только спустя час они, ни без некоторых трудностей, наконец-то попали в усадьбу. Морис, всю дорогу бережно и осторожно нёсший Аришу один, уложил её на самую подходящую для такого случая большую и опрятную хозяйскую кровать. Тут же, в соседней комнате устроили и Глашу, выделив ей удобный диван. Настя ни на миг не отходила от дочери. Потеряв много крови, Ариша очень ослабла и устала. Сейчас она тихо лежала и неотрывно смотрела вверх, при этом практически не шевелилась, и лишь изредка слабо вздыхая, моргала. Её положение было удручающим и вызывало большое опасение.