Шрифт:
– Ты сказала ему?
– Бекки почему-то почувствовала тревогу.
– Ты сказала ему, сколько у нас денег?
– Конечно. Я думаю, он и так имеет доступ к записям. Они все имеют. Он просто хотел удостовериться, что нам нет необходимости красть урожай с полей. А может, думал, что нам нужно Государственное Пособие.
– И больше он ничего не спрашивал?
– Ничего. Это заняло немного времени.
Какое-то смутное подозрение посетило Бекки...
– Агата, это заняло больше сорока пяти минут.
– Что-то ты долго, - сказала Агата с обидой.
– Я думала, ты поможешь мне с овощами.
– Извини...
Было двенадцать, и картофель уже закипел на плите.
– Ты провела в своей комнате почти два часа.
– Неужели? Я прибиралась, и только.
– Ты, наверно, опять надевала то платье.
– Пальцы Агаты дрожали, когда она резала хлеб, и Бекки внимательно наблюдала, как блестящий нож вспыхивает при каждом движении.
– Ей-богу, мне надо его сжечь.
Молчание Бекки подтвердило ее вину. Она действительно надевала то самое платье...
В двадцать лет она вышла замуж за Тома, а Агата была ее подружкой на свадьбе, и гости постоянно шутили, что Том при определенных обстоятельствах может их перепутать. Они все время спрашивали его: "А как ты узнаешь, что это действительно Бекки, в такой-то ситуации?" Тому это нравилось, и он отвечал: "Разве вы не знаете, что Бекки моложе на двадцать шесть минут? А мне всегда нравились девушки помоложе". На свадьбу она надела модное короткое белое платье, а Агата сшила себе серо-голубое. С тех пор она никогда не видела платье Агаты, зато свое собственное она так и хранила в коробке, в которой оно было куплено. И изредка надевала его, как сегодня утром... Однажды Агата застала ее в этом наряде и очень сурово ей выговорила. Она сказала тогда, что Бекки выглядит смешно и неприлично, как баран, переодетый ягненком... Агата никогда не была замужем, а Том через десять лет после свадьбы погиб в аварии на монорельсовой дороге Бекенхем Гордж, и после этого сестры съехались и стали жить вместе.
Агата попробовала мясную подливку. Она хорошо готовила, и собственные кулинарные успехи всегда доставляли ей удовольствие.
Сев за стол друг напротив друга, они поставили коробку с Эсмеральдой на третье кресло. Бекки кормила ее маленькими кусочками мяса, которые чайка осторожно брала прямо из рук.
– Во вторник наш день рождения, - заметила Агата.
– Эсмеральда выглядит сегодня значительно лучше, ты заметила? Я думаю...
– Бекки на мгновение задумалась.
– Я думаю, скоро можно будет ее выпустить. Вынесем во двор и посмотрим, сможет ли она взлететь. Нехорошо держать ее взаперти теперь, когда ей стало лучше.
– Я испеку пирог с кремом, - продолжала Агата, занятая своими мыслями, - и мы поставим шестьдесят пять свечей. Или сто тридцать.
Эта фраза привлекла внимание Бекки.
– У нас нет столько маленьких свечей, а покупать их в вертолавке слишком дорого, - возразила она.
– Может быть, мы обойдемся двумя, по одной на каждую? Я кажусь себе очень старой, когда думаю обо всех этих свечах.
– Нам вдвоем сто тридцать лет, - произнесла Агата поучающе.
– Ты задумывалась об этом когда-нибудь, Бекки? Это очень много.
– Но это ничего не значит, - не согласилась Бекки.
– Ты что-то говорила про чайку?..
– Я хотела сказать, вдруг она улетит, когда мы ее выпустим? Я имею в виду - сразу.
– Ну и хорошо. Разве нет?
– Я не думаю, что мы когда-нибудь ее увидим.
– Бекки взглянула на чайку. Та вела себя неспокойно, то и дело расправляла крылья, чистила перья.
– Ты уделяешь ей слишком много внимания, - сказала Агата.
– Это всего лишь птица. Я думаю, ты напрасно дала ей имя. И вообще, почему Эсмеральда? Ты даже не знаешь, самка это или самец.
– Она просто... Просто похожа на Эсмеральду, - беспомощно произнесла Бекки.
– И хоть какая-то компания нам, ты не согласна?
– Посмотрим, что будет, когда мы ее выпустим, - загадочно ответила Агата.
– Почему от птицы обязательно должна быть какая-то польза?
– сказала Бекки.
– От нас тоже никому никакой пользы.
– Ты опять думаешь об этом меднаблюдателе... Он просто приходит позаботиться о нас, так же как ты заботишься о чайке. Может быть, полезность здесь ни при чем...
– Бронтомех убивает все, что движется. Кроме людей, - огорченно произнесла Бекки.
– Потому что вредители не приносят пользы.
Бекки обвела взглядом маленькую комнату с древней мебелью. Из лопнувшего дивана вылезала набивка, ковер протерся настолько, что местами были видны нити основы. По всему потолку, словно мозаичное панно, разбегались трещины, а в воздухе стоял тяжелый нефтяной запах.
– Бронтомехи программируются людьми, - сказала она.
– Что же, у людей монополия на полезность?