Зырян улыбнулся. Девка-кабатчица тут же очутилась сбоку со штофом водки и с дюжиной соленых огурцов на расписной глиняной тарелке.

– Хлеба, казаче, али пирогов на закуску? – прощебетала девка.

Зырян накрыл тарелку с огурцами ладонью. Кабатчица понимающе кивнула и упорхнула на свое место. Стрельцы продолжали гулять.

С караула сменились служивые. Он бы и сам в их положении горькую каждый день пил. То одному царю присягай, то другому. С Годуновыми порядок был, хоть и голодно. А сейчас то один царем назовется, то другой. Слышал Зырян, что у самозванца-царя, что в Тушино лагерем стал, племянник объявился, царевич Август, внебрачный сын царя Федора Иоанновича.

Зырян захмелел. Горькая разносила по телу тепло, дурманила разум, уносила печали и беды, словно исчезающее за крышами изб ненастье. Статная девка-кабатчица проплыла перед помутневшими глазами, будто сладкое наваждение.

– Повторить, казаче? – словно иволга, пропела она.

Зырян ухватил ее за тонкое запястье.

– Повтори, красавица, коли не жалко.

Девка лукаво улыбнулась:

– А гроши-то есть у тебя, казаче?

– Есть гроши!

Зырян вывалил звякнувшую горсть монет на стол. Глаза девки ярко сверкнули.

– Оставайся на постой, казак, – тихо произнесла она. – Я угол наверху приготовлю.

Зырян кивнул.

– Если хочешь, сама приду, – застенчиво и тихо добавила она.

– Эй, казак! – поднялся один из стрельцов. – Ты чего к нашей девке пристаешь?

Зырян обернулся. Стрелец, бросивший ему вызов, был много шире в плечах и выше. Мордобой казаку сейчас был ни к чему.

– Дело государево!

Зырян достал из кармана свиток, что сунул ему напоследок вместе с грошами боярин Стрешнев. Увидев двуглавого орла на печати, стрельцы загудели и успокоились. Девка зажгла еще свечи.

– Споем, стрельцы! – проревел здоровый детина в красном кафтане.

Он ухватил своей огромной лапой стакан с горькой и разом опрокинул его себе в горло.

– Запевай, Андрей, а мы подхватим! – ободрили его собутыльники.

Перед глазами Зыряна все поплыло, и он провалился в серый густой туман.

По случаю признания царицей Мариной Юрьевной в тушинском самозванце своего мужа истинного царя Димитрия князь-гетман Роман Рожинский распорядился устроить пир для своих приближенных, а также для свиты царицы и царя Димитрия.

На следующий день была задумана тайная помолвка вновь соединенной царственной пары. В Тушино, словно дятлы в весеннем лесу, застучали плотницкие топоры, завыли острозубые пилы, вгрызаясь в бревна. Весь лагерь вновь пришел в движение, начал строиться, обрастать новыми избами, среди которых особенно выделялся будущий дворец царя Димитрия.

Строить решили по старорусскому обычаю. Первый этаж – из камня с прорезанными в нем небольшими оконцами-бойницами. На второй этаж поставили деревянный сруб, который увенчали небольшим куполом. С боков начали пристраивать женскую половину, где будет размещаться царица и ее двор. С храмом будущие хоромы соединили крытым бревенчатым переходом, в котором также прорезали пилами узкие бойницы. Строители и плотники засновали по всему Тушино. К воротам потянулись телеги с камнем для постройки единственной пока в усадьбе царя каменной белой башни.

Князь-гетман столкнулся с Заруцким прямо в дверях.

– Что, атаман, доволен ты? – прохрипел Роман Рожинский. – Казакам твоим жалованье все выдали.

Заруцкий скривился:

– Выдали, да не все. Не хватает, князь-гетман.

Рожинский понимающе кивнул и развел руками:

– Что было, дали. Царек наш всей шляхте да наемникам задолжал.

Заруцкий облокотился на крыльцо и сдвинул шапку.

– Коли задолжал, чего пир на весь мир устраиваете?

Рожинский неуклюже пожал плечами.

– Без пира никак, – буркнул он. – Да и царицу нашу нужно с самозванцем повенчать тайно, чтобы никто не знал.

– Капеллан латинский будет? – неожиданно прямо спросил Заруцкий.

Рожинский молча кивнул:

– Сам знаешь. Католичкой она осталась. Не по сердцу ей вера ваша.

Заруцкий злобно пнул ногой деревянную балясину в крыльце.

– Казаки недовольны будут, да и остальные московиты. Царица русская, как и царь, должны быть православными и всему народу показывать себя защитниками веры.

Заруцкий недовольно отвернулся и засопел переломанным носом.

– Так потому и тайно, – поспешил успокоить его князь-гетман. – Время решит, какая вера для нее сподручней окажется.

Князь-гетман подошел к Заруцкому и положил ладонь ему на плечо:

– Видел царицу-то нашу Марину Юрьевну?

Заруцкий замотал головой.

– Не видел, – задумчиво ответил атаман. – Не видел с тех пор, как первого самозванца за сапоги на крыльцо у дворца стащили.

Рожинский поморщился и перекрестился.