Шрифт:
Отворачиваюсь от толпы. Иду. Невольно задираю голову на окно подруги, – может зайти? Тут же перед глазами возникает страшная картина. Трясу головой – нет, домой-домой.
Странно…, ощущение дежавю. Слышу знакомый звонок. Велосипед. Машина…, красная…, еще далеко. Но приближается быстро. Хочется постоять и подумать, но я, как ужаленная, срываюсь с места, несусь к перекрестку, едва сама не сбиваю мальчика на велосипеде. Мальчик успевает слегка притормозить. Я хватаю велик за руль, и окончательно усмиряю его. Мальчик смотрит на меня глазами еще более круглыми, чем его очки. Я снова дрожу, ноги ватные, но руки, как каменные, – крепко держат металлического бычка за рога. Я чувствую, каждой мурашкой на спине, как позади меня проносится красная машина. Та самая. Вздыхаю. Мальчик вслух не произносит ни слова. Но взгляд его задает уже тысячный вопрос.
– Хочешь шоколадку? – спрашиваю сама, первое, что приходит в мою чудаковатую голову.
Мальчик вертит головой.
– Я от чужих ничего не принимаю.
– Правильно родители научили. – Сердце только-только начинает выравнивать темп. Отпускаю рога…, то есть руль, и внимательно слежу, как мальчик мирно перебирается на тот берег дороги.
– Правильно, – повторяю, – тем более, никакой шоколадки у меня и нет. – Слегка улыбаюсь. – Ух, ты…, – смотрю на себя. Я стою у перекрестка в домашних лохмотьях. Смущенно прячу руки в карманы, пальцы нащупывают три надкусанные дольки шоколада в пергаментной обертке. – Есть у меня шоколад. Правда, таким не поделишься. – Снова улыбаюсь, уже счастливо, – как наивный ребенок, только что увидевший то, что видится ему настоящим волшебством, – и топаю домой.
Чудное вышло приключение, – теперь так его можно назвать. Пусть лучше толпа роится вокруг окорочков. Даже менее настоящих, чем волшебство. И ничего не знает о том, что только что… НЕ произошло.
Запись вторая
Навигатор, как аллигатор
Здравствуйте! А вы в курсе, что читаете чужие записи? Да, ладно, я же сама разрешила. Если вы прочли мою предыдущую запись, то уже знаете, что Чудоголовая – это я. Но ведь, Чудоголовая – это прозвище. А зовут меня Ангелина. Это имя для меня выбрала та же мама, что после придумала и уже знакомое вам прозвище. Думаю, она назвала меня именно так неспроста. А вы как думаете? Впрочем, вторая запись моя вовсе не о том. С первой записи прошло уже…, дайте-ка подумать…, – три недели. Почему я не писала столь долго? Сейчас расскажу, чем я занималась эти три недели, и вы сами все поймете.
В один из своих выходных – который я сама себе устроила, – я гуляла по парку, намереваясь после отправиться на прогулку по магазинам. Но, в тот момент, когда я просматривала на своем смартфоне скидки, – он завис. А потом давай чудить, подобно компьютеру накануне. Мне даже чуть позже пришла в голову мысль, что каждый раз, когда у людей что-то зависает, это звоночек, что пора бы совершить какое-нибудь добро. Только, к сожалению, мы не всегда этот звоночек слышим…, или видим, как в моем случае.
В общем, пока я судорожно тыкала пальцем в экран смартфона, вместо того, что меня интересовало, на нем включился навигатор. На карте города замаячила красная точка. Я прищурилась, чтобы разглядеть выбранное место. Тут, вдруг, точка вспыхнула, и поглотила меня, как аллигатор крошечную рыбку.
Всего пару мгновений спустя я, или часть меня – если забытое в парке тело тоже считать мною, – приземлилась на широкий белый подоконник, неприятно пахнущий лекарствами. Я огляделась. В столь же белой комнате, на кровати с металлической спинкой, лежала девочка. Она спала. Многочисленные трубочки и проводки, торчащие из-под одеяла, даже навели меня на мысль, что я попала в лабораторию, где завершают работу над самым совершенным роботом в мире. Но скоро мне стало ясно, что я не в лаборатории, а в больничной палате. К горлу подступил превосходящий его по размерам ком…, ну, если у бестелесного существа, конечно, есть горло, к тому же, имеющее размер.
Кроме неподвижно лежащей девочки, в палате было еще три человека, и… игрушечный, почти растворившийся между кроватью и бледным лицом хозяйки, белый зайчик.
Двое людей, – как я поняла чуть позже, – были родителями девочки. Третий – доктором.
– Я пока не могу обнадеживать вас, – прошептал доктор.
– Может, мне остаться с ней на ночь? – спросила женщина, всхлипнув.
– Не думаю, что это принесет пользу Насте, а вам, точно, навредит, – не согласился доктор.
– Это правда, – поддакнул папа девочки. – Ты в последние дни почти не отдыхаешь. Тебе необходимо восстановить силы.
– Но, если бы я знала, что мое присутствие хоть на минуту ускорит ее выздоровление, я бы предпочла остаться и сегодня – сказала женщина.
И в это время я услышала четвертый голос. Сначала это смутило меня, заставив взглядом искать еще одного ребенка в палате. Но, когда я увидела, что никто из троих взрослых не реагирует на детский голос, то сообразила, что слышу… мысли… или чувства, прикованной к кровати девочки. – «Не уходите, я поправлюсь, только не оставляйте меня. Мне нужны ваши голоса, ваши руки…. Особенно темной ночью – мне нужен ваш свет и ваше тепло. И еще… – ваша радость. Не плачьте надо мной. Почитайте мне веселую книгу. Пожалуйста».
У меня защемило сердце. Хотя, оно и было далеко в парке. Я снова повернулась к взрослым, в надежде, что они все же услышали мольбы Насти. Но, нет, – они направились к двери. Я чувствовала, как каждый их шаг взрывом отражался в душе малышки.
– Стойте! Не уходите! Вы нужны ей! – закричала я. Но и мои мольбы не были услышаны.
Я склонилась над Настей. Ее бледное личико, казалось, в этот самый момент потеряло последние краски.
– Не обижайся на них, они тебя лю… – начала, было, я, но тут же, будто дернутая чьей-то сильной рукой, вернулась в себя. Я лежала на мягкой траве в парке. По моей правой руке и смартфону ползали суетливые муравьи, а вокруг меня, подобно им, суетились люди.