Муж ее появился внезапно, будто вырос из-под земли, запыхавшийся, разгоряченный. Марина заметила, что плоское, удлиненное лицо его выражало крайнюю степень тревоги. Он едва кивнул ей и тут же склонился над женой:

— Как чувствуешь себя, Аня?

— А ничего, Василек, ничего.

— Вот разгильдяй этот Илья Чудинов! — с досадой ругнулся Василий. — Председатель приказал ему немедля ехать, а у него машина не в порядке. Принялся подвинчивать, а я огородами — к тетке Наталье. Вот огурчиков дала, возьми в роддом…

Он все заглядывал жене в глаза, то садился, то вскакивал на ноги, подхлестываемый желанием услужить ей, сделать приятное. Когда Анна слегка поежилась, он бросился в дом, вынес белый платок с узорами и накинул ей на плечи.

— Да не надо, Вася! — запротестовала она, но не очень настойчиво, так как суетливость и забота мужа растрогали ее.

— Бери, пригодится! Зачем я его покупал? В сундуке держать? Что мы — скопидомы?..

Василий постоял перед женой, длиннорукий, согнувшийся, поглядел на Марину и хотел было опять побежать в гараж.

Но бежать не пришлось — подъехал голубой «Москвич». Илья Чудинов был недоволен предстоящей поездкой в район. Василий сцепился с ним ругаться, но вдруг махнул на шофера рукой, усадил в машину жену и примирительно сказал:

— Смотри, осторожней вези.

— Ладно, не княгиня! — огрызнулся Илья, включая скорость.

— Я тебе шею сверну, ежели что! — прокричал Василий и тут же стих, опустив плечи, вытянувшись, как журавль.

Машина тронулась, а через минуту уже скрылась в сгущавшихся сумерках…

Марина пошла домой. Ей казалось, что она увидела двух самых счастливых на земле людей и как бы соприкоснулась с их жизнью. Почему-то она сразу поверила и в доброе сердце Анны, настрадавшейся без мужа, в одиночку, и в неловкую, суетливую заботливость Василия, в котором проснулось благородство. И чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось помочь в создании чужого счастья…

На другой день Марина случайно встретила Василия возле мастерской. Он возвышался на сиденье гудевшего, но не трогавшегося с места трактора. Она спросила об Анне, он радостно прокричал ей, что уже звонил в роддом — родился мальчик.

«Значит, Юрий… Одним Юрием на планете стало больше!» — подумала она и побежала в контору, чтобы договориться с председателем о подарках для новорожденного.

В конце недели к тетке Лопатиной приехал сын Сергей Сергеевич с десятилетним Петюнькой, худеньким, тонконогим, светленьким, как пшеничный колосок. Они открыли калитку и вошли во двор в тот момент, когда Дарья Семеновна несла к крыльцу ведро молодой картошки, выкопанной в огороде.

Сергей Сергеевич был высок, узкоплеч, шея тонкая, морщинистая. Он широко улыбался, оглядывая дом; глаза его под выгоревшими бровями прямо-таки лучились от того, что видели вокруг.

— Давай-ка, маманя, подсоблю! — сказал он так непринужденно, будто на минутку куда-то отлучался со двора, а теперь вернулся и готов браться за любое дело.

Он поставил наземь свой большущий чемодан, бросился к матери, взял у нее ведро с картошкой и донес его до крыльца.

— Приехал-таки, приехал! — не веря своим глазам, обрадовалась Дарья Семеновна. — Баньку-то, баньку я уж приготовила…

Она обняла сына, застыла на некоторое время, потом ткнулась губами в светлые волосы внука, всплакнула от неожиданной радости.

— А где же Галина? — немного успокоившись, спросила она сына. — Чего не приехала?

— Стариков своих решила проведать, — сказал тот, все еще окидывая жадным взглядом дом, забор, сараи.

— Мамка через неделю приедет, обещала, — добавил внук, и тут же мальчишеское любопытство потянуло его в огород.

Услышав во дворе радостные голоса и догадавшись о приезде Сергея Сергеевича, о котором так много рассказывала хозяйка, Марина тоже вышла из своей комнаты. Было любопытно посмотреть на сына тетки Лопатихи и ее внука.

— Может, насовсем приехал? — спросила Дарья Семеновна, приглашая сына пройти в дом.

— В отпуск, маманя, в гремякинский рай! — рассмеялся тот, и радостно-добродушный смех его будто говорил, как хорошо ему сейчас, как приятно видеть и этот дом со ставнями, и сохнувшие на заборе кувшины, и колодец на улице.

— А когда же насовсем, сынок?

Сергей Сергеевич отмахнулся — мол, не спрашивай, мать, — подхватил чемодан, и худое, костистое лицо его вмиг сделалось серьезным. Марина посторонилась, давая проход.