Еще меньше нам известно о слензанах или слензаках, господствовавших на верхнем течении Одера до Судет. Кажется даже, что население восточной части позднейшей Силезии составляло особое племя ополян. Однако в Силезии, как и в землях вислян, самостоятельной политической жизни не отмечалось, и их жители начало более высокому развитию не положили.

Тогда они еще не доросли до выработки новых широких намерений и не пробудились к выполнению высшей исторической миссии.

А миссия эта заключалась в том, чтобы объединить все славянские племена от Карпат до Балтийского моря в один народ и единое государство и создать, таким образом, силу, которая могла бы устоять перед напором немцев, усмирить восточных и северных варваров, а также открыть широкие ворота для проникновения христианской цивилизации.

Исполнение этой миссии взяли на себя поляне – племя, проживавшее в самом сердце польского славянства, прикрытое поморянами с севера, лютичами с запада, слензанами и вислянами с юга и мазурами с востока. В их землях, лежавших вдоль берегов реки Варта, имелась система озер, которые для поддержания высокого уровня воды соединялись между собой естественными каналами и обладали твердыми, доступными берегами, что способствовало обмену предметами первобытной культуры. Кроме того, находя среди озер поля, пригодные для возделывания, племя полян спокойно развивалось и наблюдало за происходящим вокруг него. Это позволяло предвидеть, чего стоит ожидать в скором времени, что и ему предстоит борьба с немцами за свое существование. А предвидя такое, поляне соответствующим образом готовились и организовывались88.

О том, каким образом слабая племенная организация сменилась государством, история умалчивает. Этого явления не объясняют также былинные предания польских славян, которые жившие позднее летописцы переделывали и соединяли, как им заблагорассудится. От последних ничем не отличается и Длугош, слепивший в одно целое все эти легенды, начиная от предания о Краке – воеводе, убившем гнездившегося в пещере Вавель дракона и основавшем город Краков, сказания о бросившейся в Вислу Ванде, переходящие в притчу о добывающем корону государства на состязании Лешеке89 и легенду о съеденном мышами князе Попеле, и кончая преданием о гостеприимно принявшем странников Пясте.

Некоторые современные ученые, которые не считают эти легенды измышлением летописцев XII и XIII веков и не относят их к мифам, пытаются извлечь из них историческую нить, относя их к традиции династии Пястов, сменившей старую династию, окончившуюся на Попеле. Ведь историческое содержание и становление польского государства в любом случае связаны со сказанием о Пясте.

Согласно повествованию древнейшего нашего летописца Галлуса, в Гнезне одновременно праздновали пострижение своих сыновей князь этой земли Попель и бедный селянин Пяст со своей женой Ржепкой. Тогда по тайному предначертанию Бога в Гнезно прибыли два странника. Жестокий и гордый владыка Попель оттолкнул их, а Пяст, наоборот, принял со всем гостеприимством. В благодарность за это странники сотворили чудо и так преумножили скромные кушанья и напитки, приготовленные Пястом, что тот пригласил князя Попеля с его гостями на пострижение своего сына и пышно их угостил. При пострижении сына назвали Земовитом, что говорило о том, что в будущем ему предстоит совершить великие дела (имя состояло из двух частей – «зем», то есть земля, и «вит» от слова «витязь», что в совокупности означало «богатырь, собирающий земли»).

Так оно и произошло. Земовит рос в силе и доблести, пока Господь Бог не сделал его польским князем, а Попеля с потомством окончательно искоренил – свергнутого с трона Попеля сожрали мыши. Земовит же путем военных действий расширил границы своего государства, а начатое им дело продолжили его сын Лешек и внук Земомысл. А вот сын Земомысла Мешко или Мечислав является уже строго исторической фигурой.

Это предание, положившее начало семейной традиции Пястов, имеет преимущество в том, что не позволяет нам искать истоки Польши в авантюрных гипотезах, которые выдвигали новые историки, и объясняет ее образование постепенным завоеванием и объединением польских людов князьями одного из этих людов. Такое предположение самое простое, а следовательно, наиболее правдоподобное и лучше всего объясняет, каким образом появилась более поздняя система внутреннего устройства Польши.

Сильный натиск немцев на полабских славян в IX веке неизбежно должен был косвенно отразиться и на людах, принадлежавших к племени полян. Среди возникших вследствие этого завихрений у отдельных людов усилилась власть князей-воинов, что ослабило влияние вече.

Один из таких князей, вероятно Гнезненский и, может быть, Земовит, явившийся основателем новой династии, начал присоединение соседних людов. При этом один люд помогал ему в покорении другого, а затем уже оба этих люда – третьего и так далее. Таким путем князь и его наследники либо силой подчиняли себе все больше людов, либо объединяли их под своим скипетром на добровольной основе, соединяя в единое целое люды, принадлежавшие к одному Полянскому племени, кладя, таким образом, начало образованию польского государства. Причем сформированная на постоянной основе князем воинская дружина, которая его всегда окружала, обеспечивала ему повиновение народа, подавляя возможные бунты и вооруженное сопротивление недовольных.

Для отражения грозившей опасности объединялись и другие соседние славянские люды. Однако их союзы были слабы и шатки, так как военная власть, стоявшая во главе их, была выборная и основывалась на временном добровольном подчинении ей нескольких людов. А тот, кто присоединялся добровольно, тот мог при всяком удобном случае и выйти из союза или, не разрывая отношений, своим равнодушным поведением, неповиновением и упорством ослабить его и свести на нет значение такого объединения. Каждый вождь добивался в нем собственной власти, а когда она доставалась другому, считал себя оскорбленным и не уважал ее.

Вследствие этого ни полабские племена, ни поморяне, ни слензане, ни висляне не смогли достигнуть более высокой ступени развития и неминуемо погибли бы. Так бы и случилось, не появись в племени полян идея о самодержавной княжеской власти, основанной не на выборном начале, а на собственной своей силе, которая смогла бы насильственным путем расширить свои пределы и которой всякий вынужден был бы подчиняться по необходимости. Появление такой силы и явилось началом государства.

В этом новообразованном государстве люды, объединенные силой оружия, естественно, потеряли свою обособленность – вече или собрание люда. Князь сосредоточил в своих руках неограниченную власть, начав управлять с помощью назначаемых им чиновников, ставя их во главе отдельных частей края.