– Мадам, я не стал бы вас описывать никому, даже самому себе. Мой долг перед Агентством состоит, кроме всего, в том, чтобы гарантировать ваше инкогнито. Что до этих женщин, то Хеллстром настолько доверяет им, что пожелал, чтобы они вошли в руководство корпорации. Это вызывает наше живейшее любопытство, которое мы и постараемся удовлетворить. Если вы обратили внимание, в документах Колотерми означена как вице-президент, а другая – как секретарь-казначей, причем обе имеют в собственности лишь по одному проценту активов корпорации.

– Сколько им лет?

– Взрослые и дееспособные.

– Они путешествуют с Хеллстромом?

– Такими данными мы не располагаем.

– И вы даже не знаете, имеют ли эти женщины мужей или иных спутников мужского пола?

В минуты размышлений или озлобленности брови Перуджа обычно нависали над глазами, и он привел их в это положение, придав голосу тональность, которая ничем бы не выдала того, что он расстроен фактом своей неосведомленности.

– Это нам также неизвестно, – неторопливо произнес он.

Его оппонент предполагала, будто он расстроен, а потому продолжила свои нападки, теперь уже по поводу Хеллстрома.

– А Хеллстром? Он женат? Есть у него связи с представительницами женского пола?

– Мы не знаем, – ответил Перудж. – Наш доклад содержит всю известную нам информацию.

– Вот как? – усмехнулась она. – И сколько же ему лет?

– Полагаем, тридцать четыре года. Все это время он живет на ферме. Образование получил дома, в течение первых семи лет. Его бабка, Трова Хеллстром, имела диплом педагога.

– Ну что ж, ответ получен. Только тридцать четыре года! Я не случайно задала этот вопрос. Не слишком ли он молод, чтобы быть причиной нашей столь сильной озабоченности?

– Тридцать четыре года – зрелый возраст, – возразил Перудж.

– Вы говорите, он читает лекции, проводит семинары и коллоквиумы, а также в свое время являлся сотрудником нескольких университетов. Как ему удавалось получать эти должности?

– У него прочная, устоявшаяся репутация.

– А что мы знаем о его связях?

Перудж задумался.

– Это люди, осуществляющие техническое сопровождение его проектов, бизнес-партнеры, – произнес он. – Все это есть в файле.

– Но он пользуется услугами швейцарских банков. Каково его состояние?

– Доступная нам информация также есть в файле.

– А вы не думали осторожно осведомиться об этом у его юристов?

– Вы принимаете нас за идиотов? – вскинул брови Перудж.

Она мгновение молча смотрела на него, после чего ответила:

– Я сказала «осторожно».

– Его юрисконсульт, – начал терпеливо объяснять Перудж, – родом из Фостервилла, городка очень маленького, где даже собачья свадьба не будет тайной.

– Вот как?

Перудж посмотрел на лежавшие перед ним папки. Конечно, эта мерзавка, как и все прочие, сидевшие за столом, понимала, что он сообщает далеко не все. Это было ожидаемо, но она не имела возможности догадаться, сколько и что он оставляет за пределами своего рассказа. Все, что ей оставалось, это подозревать.

– Кто-нибудь из наших людей встречался с Хеллстромом?

Перудж в недоумении поднял глаза на присутствующих. Какого черта они позволяют этой мерзавке выступать от их имени? В высшей степени странно.

– Как вам, вероятно, известно, – начал он, – шеф поддерживает отношения с вице-президентом банка, который ведет дела кинокомпании, реализующей продукцию Хеллстрома. Этот вице-президент встречался с Хеллстромом в неофициальной обстановке и передал нам свой отчет. В ближайшее время мы предоставим его в ваше распоряжение.

– Но этот банк не работает непосредственно с Хеллстромом?

– Нет.

– А мы не пытались выйти на него через наши швейцарские каналы?

– В делах Хеллстрома нет доказанного подлога или обмана. А потому мы не имеем права требовать открытого доступа к швейцарским источникам. Хотя и работаем в данном направлении.

– Что думает по поводу Хеллстрома тот вице-президент банка? – продолжила наседать член Совета.

– В своей сфере это весьма сведущий человек, – ответил Перудж. – Весьма сдержанный, но порой демонстрирующий взрывы весьма сконцентрированной энергии, особенно когда речь идет о предмете его интересов – об экологии.