Заполняя акт, я вписал свой номер телефона, хотя никогда его не оставляю. Обычно со всеми вопросами и жалобами звонят на фирму. Но на этот раз я оставил свой номер как замануху. Переоценил себя.

— Гарантия год. Если с дверьми что-то случится, можете звонить мне напрямую.

Звонка не случилось.

Я решил выйти на станции «Ленинский проспект». Второй раз попадаться ментам не хотелось — раз уж на Ветеранов такое их логово. А насчет Ленинского — отчего-то решил, что там их будет меньше.

Народу было совсем немного — сегодня управился до вечернего часа пик, — я пошел к выходу. Один белобрысый мент стоял как раз возле будки — оглядывая и входящих, и выходящих. Он стоял ко мне спиной, и я уже думал, что он плевать на меня хотел, как он вдруг вытащил назад металлоискатель и рванул на меня, типа хочет отбить сложный мяч в большом теннисе.

— Что такое? — спросил я.

— Ваши документы, — сказал белобрысый мент как-то радостно. Я решил, что радовался он, как провернул такую шутку: я думал, что ухожу, мяч улетает за поле, а он делает умелое движение ракеткой — и я в тюрьме.

— Я не взял сегодня паспорт, — сказал я, выделяя каждое слово.

Он весело мотнул головой в сторону соответствующей двери.

— Подождите, — сказал я, подчеркивая усталость и досаду, — меня уже обыскивали сегодня на Ветеранов. Я еду с работы. У меня только инструмент.

— Кто обыскивал? — спросил он.

— Такой смуглый, черноволосый м... — я чуть не сказал «мент» или даже «мусор», возможно, это было бы тактической ошибкой. Никогда не думал, как они называют друг друга сами.

Он остановился. Я чуть расстегнул замок сумки:

— Вот, там инструмент. Я с работы еду.

Мы смотрели друг на друга с белобрысым ментом. Мы разговаривали глазами, и я выкидывал в полотно беззвучной реальности сверхскоростной монолог.

Знаешь, почему я не взял документы сегодня? Ты еще молодой, и хоть ты мент, но тебе нужно это понять. Знаешь, почему я так и не вытащил эти субботние трусы из штанины? Думаешь, мне это сложно? И если тебе не дано понять, я все равно скажу, почему. Потому что я работаю, месяц за месяцем я работаю и вроде бы что-то зарабатываю, раздаю старые долги, живу какое-то время в Санкт-Петербурге. Но я даже не вижу этого города. Я вижу метро, тебя, вижу путь на работу и с работы, душ и завтрак. Романы, которые со мной случились, как будто мне приснились. Друзья, с которыми я раньше жаждал быть вместе, тоже стали воспоминаниями о далеком сне. Я слишком одинок, и сегодня понедельник. А это еще пять рабочих дней на неделе, точно таких же дурацких дней. Конечно, все квартиры разные, и все люди разные, и все заказы разные. Но вся их разность только доказывает, какие они все одинаковые, и я одинок. Хочу путешествовать, да я хочу путешествий, но не из города в город, чтобы работать, а из страны в страну, чтобы отдыхать. Да что я тебе объясняю? Давай, забери меня, закрой в тюрьму, что это такое, я подозрительный тип, сто процентов преступник, с субботними трусами в штанине и без паспорта, наверняка полная сумка взрывчатки. Зачем-то сочинил, что я иду с работы и несу инструмент, а на деле просто хочу взорвать наше, близкое к идеальному, общество. Мне место за решеткой или в гробу!

— Ладно, иди, — сказал белобрысый мент.

Я моргнул и как-то неуверенно стал разворачиваться.

— Иди давай, — повторил он властно и благостно.

Он был младше меня и вот обратился на «ты», это фамильярное похлопывание, эта излишняя близость.

Но может, он уловил хотя бы часть моего внутреннего монолога, и тогда у нас с ним наступило полное «ты», взаимопонимание и дружба. И сейчас он скинет свою идиотскую фуражку, запульнет вдаль металлодетектор и в эту же секунду начнет жить.

Ни океанов, ни морей

Из университета я вернулся только вечером, но пошел не домой, а сразу, с автобуса, к Мише. Он накормил меня тушеной картошкой с мясом, и мы засели в его машине за домом. Конечно, это была не его собственная машина — а его отца. Миша еще был несовершеннолетний, как и я, и машина ему не полагалась. Но он свободно брал ключи и ездил по Металлплощадке. Вот уютный сентябрьский вечер, у меня с собой пакет, в котором две тетрадки с уродскими рисунками вместо лекций, а у Миши полный карман пластилина. Но я это пока не просек.

Но вот вышли мы из подъезда, сели в машину, отъехали за дом, и тогда он мне показал. Важно достал из кармана пакетик, наполненный граммульками, и потряс перед самым моим носом, сукин кот. Пока я объедал его, наворачивал картофан, запивая чаем, он, наверное, грел этот момент за пазухой, как родное дитя.

— Откуда? — просто спросил я. Может, он думал, что я тут же начну полировать ему шляпу, но промахнулся. Я, конечно, немного обрадовался, но, в общем, остался ровным. Из тех немногих способов вмазаться, которые я пробовал, синька пока была несомненным лидером. План для меня был как семечки.

— От людей, — сказал важно Миша.

Он достал банку спрайта, мы ее тут же распили. Миша деловито примял алюминий, делая ровную площадочку, проколол дырочки, попробовал, как дышится, отломил порцию для меня. Я тут же поджег башика, дунул и задержал дым. Миша сделал для себя.

— И что? — тупо спросил я, когда выдохнул. — Мы вдуем все это палево?

Миша посмотрел на меня как на дегенерата. Он любил слово «дегенерат», и иногда по взгляду я догадывался, что Миша про себя его произносит.