— Где живешь?

— Ленинградский 13 — 10.

Тип без формы вышел, толстый остался. Без формы вернулся:

— Там же Ефимович живет.

Ага, значит, у них тут есть компьютер? Шикуют ребята. Я хотел, было, соврать, что это мой отчим, а на него оформлена квартира, но толстый уже поднял меня и ударил под дых. Мне вспомнился мой первый опыт общения с милицией: мне было четырнадцать, я ходил на хоккей, на игру я внимания не обращал, зато там было чище и безопаснее, чем в дешевых кабаках, и веселее пить пиво. Я сочинял матерные кричалки, и мы их с народом орали:

Амур еблом об лед

Энергия вперед!

Это, пожалуй, самая мягкая. Один раз я даже почувствовал себя сраным принцем: сидел себе, положив ноги на сиденье впереди своего, щелкал семечки на пол, когда ко мне подошел мент и сказал:

— Все, пошли отсюда!

— С какой стати?

— Пошли, я сказал!

— Почему я должен идти?

Тогда он схватил меня и повел.

— Я хоккей смотрю, разве не видно? — бормотал я, упираясь. Тогда он меня вывел, там рядом стояли еще менты.

Мой новоиспеченный друг спросил:

— Ты что, принял меня за пожарного? Ты думал, я пожарный? — и ударил в лицо. Мне тогда не сыграло на руку, что я выглядел старше своих лет и, пытаясь изобразить скептическое отношение к миру на лице, был похож скорее на наркомана.

— Я милиционер, ты понял?

— А что тогда форму пожарного надел?

Пока закрывался от ударов по лицу, получил такой удар в пах, какого больше не пожелаю получить. Этот тип был настоящий психопат. Я осел на задницу и уже не слышал, чего он там говорил, мне было все равно. Его оттащили от меня сослуживцы, я встал и на ватных ногах пошел прочь, думая, ну чем ему не нравятся пожарные? Он еще хотел меня зацепить пинком под говно, но его держали, и мент не дотянулся. Учитель по праву рассказал мне потом, как подать в суд, но нужно было ходить по медэкспертизам, а я выпил на следующий день пива и спирта и положил на это все. Теперь, когда этот толстый мент ударил меня, я очень пожалел, что положил тогда. Не надо было класть.

От удара теперь я вспомнил свою фамилию и свое имя.

— Учишься или работаешь? — спросили у меня.

— В школе. Заканчиваю сейчас.

— Теперь уже не закончишь, — усмехнулся Толстый. Мне эти слова его не понравились. — Ладно, хватит пока.

Только меня почему-то повели не обратно в клетку, а закрыли в маленькой комнатке. Там было темно, только окошечко, откуда шло совсем немного света. Там был стол, но не было видно, чистый ли он, поэтому я, боясь всяческих паразитов, не рискнул к нему прикоснуться. Полчаса, час или, может, полтора, я просто ходил из стороны в сторону, хотя разгуляться было особо негде, со своим огромным и страшным сушняком, садился на корточки, потом уставал сидеть, вставал, когда уставал стоять — ходил. Когда я уже не мог терпеть сушняк, я крикнул в окошечко, и мне открыли дверь и вывели меня в сортир. Хотя я думал, не выведут. Там, к счастью, оказалась раковина, я напился невкусной воды, хорошенько умылся, вымыл руки и почистил зубы мокрым пальцем. Завели обратно, и я опять начал метаться и думать, что же теперь, как же так, Господи, для чего теперь, ну за что ты мне такое? Ты решил напомнить мне о своем существовании, Господи, мать твою? Ну, зачем мне это? Как я теперь выпутаюсь? Как поступление в университет и все остальное? Я все ходил и думал, и думал, и думал, но ничего, понятно, придумать не мог. Ходил и ходил. И тут до меня дошло, — как бы вам сказать? — ну, что я уже минут двадцать хожу со злостной утренней эрекцией. Постепенно все мои мысли о том, как все безнадежно, вытеснил лик медсестры из порнушки, которую я смотрел уже достаточно давно, но не бесследно. Медсестра, уже голая, сидела сверху на парне, а на заду у нее была помада от поцелуя. Так вот, она так искренне играла (?) удовольствие. Теперь я ходил, как никогда возбужденный, в наименее располагающих к этому условиях. Все эти милиции и деревни на букву «я» перестали существовать. Ладно, думаю, руки в туалете я помыл, кожную заразу занести себе не должен…

…Но через какое-то время вернулись все размышления по поводу участи, а в довесок к ним еще появилось чувство собственной нелепости. Какое-то время боролся с нелепостью, какой же я дрочила. Дверь открывается, и мусора видят, как я наяриваю во тьме со спущенными штанами, — это был бы номер! Но скоро уже забыл об этом, и все мысли направились на сложную мою ситуацию. Как к единственно доступному собеседнику, пришлось обращаться опять к Богу. Ну, сделай так, чтобы все обошлось, я буду вести себя иначе. Нет, не идет. Помоги мне, не забывай обо мне, как я забывал о тебе! Опять не то. Помоги! Кто из нас, в конце концов, Бог? Я стоял, пытаясь подобрать правильную формулировку, пока не устал и не вытянул руку, чтоб опереться на стену. Зажегся свет. Здесь, оказывается, был выключатель. Чисто, даже обои есть, что это за комната такая? Я уселся на стол, который оказался обычной партой. При свете все сначала казалось оптимистичным, но потом я посмотрел на свои кулаки, поцарапанные, со сбитыми костяшками, и вспомнил опять, почему я здесь.

То пытаясь заснуть, то вставая, то садясь, то расхаживая, но ни на минуту не прекращая бурный внутренний монолог, я провел несколько часов в этой милой комнате. Пока меня не отвели к участковому. Он оказался весьма интеллигентным на вид мужиком лет тридцати.

— Ну присаживайся.

Я подумал, как много людей начинают разговор со слова «ну». И я тоже, ладно, посмотрим.

— Рассказывай.

— Что рассказывать-то?

— Что вчера случилось? Да ты не волнуйся так.

— Да это меня просто так трясет. Выпил вчера, почти не поспал, а сегодня почти не пил воды.

— Куришь?

— Да.

Он протянул мне пачку «Балканской звезды». Я закурил, стало лучше, только рука у меня тряслась как дура.

— И что вы там делали?

— То есть?

— Зачем вы приехали туда с Алексеем? На Пионерку?

— Так. В гости к его сестре.

— Знаю, к кому. Сейчас они тоже здесь. Они здесь часто бывают. Тебе бы вообще не стоило туда ехать, ты же неглупый парень. Они там пьют, потом их привозят к нам. Сейчас и Вася и Женя тоже у нас.

— А они-то что сделали?

— Не важно. Лучше расскажи, что вы вчера начудили?

— Ну, выпили немножко.

— Это я понял, — он подумал, подумал, подумал:

— Вам повезло, что я вам попался. Попался бы кто другой, вы бы по групповухе, — здесь я невольно хмыкнул, — на пару лет загремели.

— За что?

— Как? Вы там такой погром устроили. Собака полудохлая, из будки не выходит. Раму выбили непонятно чем.

— А.

— Вот тебе и «а». Еще повезло тебе, что несовершеннолетний… Ладно, напишем так: ты у нас будешь как свидетель, Леша же твой просто перепил и чего-то напутал. Ты пытался его остановить, но не получилось. Ему должно повезти, на первый раз простят. Тебе повезло, что я с ним знаком.