Всякое желание прогуляться полностью исчезло. Только сначала надо спрятать эту дурацкий засос.

До моей квартиры мы едем в бесконечном молчании.

Я открываю сообщения Лэндона и печатаю несколько своих.

Майя просто ведет себя как маленькая дрянь. Не обращай на нее внимания. Как и вы с Брэном, мы всегда слишком опекали друг друга.

Ты прав. К черту концепцию запретной любви.

Кроме того, то, что Рори сказал сейчас, было ложью. Ты ведь знаешь это, да?

Я удаляю каждое из них. Я чувствую себя виноватой, хотя не сделала ничего плохого.

Вместо этого я печатаю.

Насчет статуи, которую ты сделал на мой день рождения, думаю, я готова посмотреть на нее сейчас.

Всю оставшуюся дорогу я смотрю на телефон, но ответа так и нет.

Я опускаю плечи, выхожу из машины и захожу в квартиру, все еще продолжая переглядываться с телефоном.

Он даже не прочитал его.

Только не говорите мне, что он действительно поверил в то, что сказал Рори. Хуже того, неужели Рори прав и Лэндон потерял всякий интерес к испорченной вещи, как он так отвратительно выразился?

— Где ты была?

Я вздрагиваю от нехарактерно монотонного голоса Майи. Она ждала меня за углом, в темноте, как я теперь поняла. Все шторы и жалюзи задернуты.

Убрав телефон в карман, я нажимаю на выключатель и показываю:

— Я только что вернулась с занятий.

Она испускает дрожащий вздох и осматривает меня, как это сделала бы мама.

— Все в порядке?

— Да. Ты ведешь себя странно.

Ее брови сходятся вместе, когда она смотрит на мою шею.

— Это был Лэндон?

Я качаю головой.

— Кое-какой другой придурок, который жаждет смерти. Кстати, о Лэндоне: зачем ты притворилась мной? Мы договорились, что ты больше не будешь этого делать после того, как ты пыталась проверить всех, кто проявлял ко мне интерес в старших классах.

— Ну, они явно не заслуживали тебя, раз даже не могли нас отличить.

— А вот Лэндон смог.

Она скорчила гримасу.

— Он такой проницательный, что это раздражает. Видимо, у нас разные глаза. Он вычислил меня с самого начала и притворился, что ничего не понял, просто чтобы узнать, что я задумала.

Я улыбаюсь про себя. Это похоже на то, что сделал бы Лэндон. Он такой манипулятивный засранец, что иногда это привлекательно.

Но только иногда.

— Почему ты улыбаешься, как гордая подружка? От него все еще одни неприятности, Мия.

— Может быть, я всегда хотела неприятностей, — показываю я. — Ты же знаешь, мне никогда не нравились хорошие парни в школе, а плохие парни казались мне слишком поверхностными. Лэндон не является ни тем, ни другим, и, возможно, мне это нравится. Если он не причинит вреда моей семье, я готова посмотреть, что из этого выйдет.

— Ты… серьезно.

— Да. Он мне нравится, Майя.

— Из всех людей это должен был быть он?

— Именно потому, что это он, он мне нравится. Я могу рассказать ему все и не чувствовать осуждения.

— Что, например? Ты… не могла рассказать ему о похищении, верно?

— Ну, не все, — но, конечно, больше, чем она знает, и мне это неприятно.

— Ты не можешь ему доверять, Мия. Кроме того, Нико будет в ярости.

— Нико не имеет права контролировать мою личную жизнь. Лэндон уже объявил перемирие, которого он придерживается, несмотря на свой разрушительный инстинкт. Так, может быть, Нико и остальным стоит сделать то же самое?

— Мы с тобой знаем, что так не бывает, — она поглаживает меня по руке. — Просто… будь осторожна, хорошо? Ты ведь знаешь, что я рядом с тобой, правда?

— Всегда.

Она кивает, затем уходит в свою комнату и закрывает дверь. Я слышу, как она говорит по телефону, что-то о том, что хочет с кем-то встретиться, но я не задерживаюсь, чтобы подслушать.

Я думаю, что у нее новые отношения, и у меня есть наиболее вероятный подозреваемый, но я оставлю ее в покое, пока она сама не даст мне знать.

Я иду в свою комнату и задыхаюсь, когда вижу большой засос на своей шее.

В следующий раз, когда я увижу этого чертова Рори, он получит не только по яйцам.

Я наношу тональный крем, но сердитый багровый цвет все еще виден, поэтому я надеваю чокер, но даже он не скрывает его.

В крайнем случае, я надеваю шарф, который противоречит моим обычным модным предпочтениям, но, по крайней мере, он скрывает это безобразие.