Брэн смотрит на меня со своего места на диване рядом со мной. Скажем так, ему слишком нравится эта миссия «научим Лэндона эмоциям».

Он жаден до праведности и любит думать об эмоциях других людей. Постоянно. Как психопат.

Я искренне считаю, что ему нужны срочные уроки апатии от вашего верного слуги. Но это уже тема для другого дня.

Глин испускает протяжный вздох, медленно садится на стул напротив нас и убирает пряди волос за уши. Ее движения настороженны и немного неловки, как тогда, когда она не могла понять, где ее место в нашей чрезвычайно артистичной семье.

Ей часто казалось, что она наименее талантлива, сколько бы мама ни говорила ей, что у разных людей искусство проявляется по-разному.

Я впервые научил ее делать наброски, когда ей было около трех лет. Почему-то сейчас, когда я наблюдаю за ней, меня поражает тот волшебный взгляд, который был в ее больших зеленых глазах, когда она смотрела на меня тогда.

Трепет, удивление и полное очарование, которые были в ней, когда я рисовал на бумаге ее маленькими пальчиками. Конечно, это было мое творение, но Глин взяла эту бумагу и побежала к маме с криком: «Смотри, чему меня научил Лэн!».

Я с чувством легкого дискомфорта понимаю, что тогда я испытывал эти всплески гордости и радости по непонятным причинам. Естественно, эти моменты были редкими и уменьшались с возрастом, но они были.

Как напоминание о том, насколько велика была пустота внутри меня. Я отказываюсь больше терять свою власть в угоду демонам, таящимся в темных уголках моей души.

— Ты уверен, что это правильный поступок? — Глин спрашивает Брэна, а не меня, поскольку он здесь полиция морали.

— Он не хочет причинить ей вреда, — отвечает Брэн со спокойствием древнего монаха.

— И все же. Разве это не нарушение частной жизни – говорить о том, что семья скрывает?

— Нет, если у меня есть информация, которой нет у них, — я делаю глоток пива, безуспешно пытаясь скрыть ухмылку.

Я горжусь тем, что Мия рассказала мне то, о чем никогда не говорила своей семье. В том числе с придурком Николаем и напыщенной Майей.

«А ты не думал, что она сказала тебе это, потому что верит, что тот, кто узнает, будет убит ее похитителем?» — часть моего мозга, желающая получить пулю, шепчет, как ублюдок пятой степени.

Кроме того, я мог бы спросить Мию об остальной части истории, и она в конце концов рассказала бы мне, но я не хотел, чтобы она заново переживала инцидент с похищением, когда ее уже мучают кошмары.

— Но… — Глин опускает глаза и играет с молнией своего крошечного рюкзачка, в который, к моему удивлению, может поместиться что-то большее, чем мышь.

Кстати говоря, я бы предпочел оказаться в компании своей собственной маленькой мышки, но, видимо, нам не суждено часто встречаться.

Когда я спросил ее, не прячет ли она меня от своей семьи, она ничего не ответила, и этого было достаточно. Она до сих пор стыдится меня, возможно, отказывается сказать своему брату и его банде дураков-мешочников, что встречается со мной.

И будет встречаться еще очень долго.

Но это не страшно. Все встанет на свои места. Не потому, что я безнадежный романтик – это отвратительно – а потому, что я сделаю так, чтобы это случилось, нравится ей это или нет.

Я готов на все, включая повторное изучение всей этой гребаной мировой истории и видение ее в радужных тонах вместо человеческой жадности, но отпустить ее – это не вариант.

Ни в этой жизни, ни в следующей, ни в последующей.

— Тебе не нравится врать Киллиану? — Брэн заканчивает за Глин, возвращая меня в реальность.

Конечно, он догадался, что она собирается сказать, просто взглянув на нее. Я тоже догадался, но в основном потому, что я умею связывать точки между собой.

Глин в некоторой степени эмпат, поэтому она отчасти не против раскрыть секрет Мии, если это означает, что она примет участие в оказании ей помощи. А вот что ее не устраивает, так это то, что она будет действовать за спиной этого придурка Киллиана, чтобы помочь мне.

И я, оказался ее братом, черт возьми.

— Он рассказал мне все, что знает, потому что доверяет мне, — говорит она. — Я не хочу потерять его доверие.

— Ты не потеряешь, потому что никто из нас не расскажет, — говорю я более спокойным тоном, чем чувствую. — Подумай об этом так: в этой ситуации хорошее перевешивает плохое. Как ты думаешь, он разозлится, если то, что ты раскроешь, поможет его любимой кузине?

— Ну, я так не думаю, — она расстегивает молнию своего рюкзака и выпрямляется. — Ладно, Килл всегда избегал этой темы, когда бы она ни всплывала, но несколько дней назад, после шоу, которое ты устроил, кое-что изменилось.

Слава богу.