Шрифт:
Я никак не могу рассказать ей о Лэндоне, а то она сама приедет сюда и оторвет ему член, и тогда у нее могут возникнуть проблемы с его влиятельной семьей.
Кроме того, если она снова решит за меня мои проблемы, не значит ли это, что я навсегда останусь слабой?
— Мне так жаль, детка, — ее лицо, тон и поведение излучают любовь. — Хотела бы я быть там, чтобы обнять тебя, как мама-медведица.
— Я в порядке, — ложь. — Утром я обо всем забуду, — еще одна ложь.
— Ничего страшного не случится, если ты не сможешь забыть об этом, Мия, — она придвигается ближе. — Послушай, я планировала затронуть эту тему, когда ты вернешься навестить нас, но как насчет того, чтобы ты еще раз попробовала пойти на терапию?
Я сцепляю пальцы, затем качаю головой.
— Терапия не сработает. Я не могу говорить.
— Конечно, можешь, детка. Тебе просто нужно найти в себе храбрость сделать это снова.
Нет, я не могу.
Эта часть меня заперта в ничем не примечательной капсуле, спрятанной глубоко в лесу.
Я забыла, как звучит мой голос. Но даже если вспомню, половое созревание уже изменило его. Вероятно, он похож на голос Майи, но отдаленное воспоминание говорит мне, что были некоторые отличия.
— Мы не хотим давить на тебя, — продолжает мама. — Но ты думала о том, что, возможно, ты слишком рано отказалась от терапии?
— Мы говорили об этом. Терапия ничего не дала мне, и я ненавидела ее. Мне не нравится выворачивать себя перед незнакомцами и не получать никаких результатов, — мои движения более резкие, злые и беспокойные.
Как и все во мне сегодня вечером.
— Хорошо, я понимаю. Просто хочу, чтобы ты знала, что этот вариант всегда возможен.
Она собирается сказать что-то еще, когда за ее спиной появляется высокая фигура и говорит с успокаивающим британским акцентом:
— Почему ты так долго, принцесса?
На экране появляется лицо моего отца, и я поражаюсь тому, как сильно скучаю по ним. Мне восемнадцать, скоро исполнится девятнадцать, но я все еще хочу обнять своих родителей для утешения.
Кайл Хантер высокий, темноволосый и классически красивый. Там, где мы с Майей похожи на маму и тетю Рейну, Николай похож на него. Но в то время, как папа выглядит утонченным и элегантным, но тайно представляет угрозу, Николай представляет угрозу открыто. Он грубее и определенно не обладает сдержанным образом действий отца.
Широкая улыбка озаряет его черты, когда он видит меня и говорит с легким британским акцентом.
— Мия, это ты?
Я машу рукой.
— Какой фантастический сюрприз. Подожди. Разве у вас не поздно?
— Да, но я просто соскучилась по вам, — показываю я.
— Вот почему тебе следовало остаться здесь, а не лететь на другую сторону океана, — говорит он в тысячный раз с тех пор, как мы сюда приехали. — Теперь я не могу обнимать свою малышку, когда захочу.
— Я попрошу Нико обнять меня от твоего имени, — показываю я.
— Не считается.
— Оставь ее в покое, — мама шутливо шлепает его. — Мия достаточно взрослая, чтобы решать, где она хочет быть.
— И хочет она быть рядом со мной. Просто к сведению, — папа наклоняется вперед. — Кто-нибудь беспокоит мою маленькую Мию? Должен ли я приехать и, возможно, уничтожить их?
— Кайл! — мама протестует.
— Что? Это меньшее, что я могу сделать для того, кто вызывает встревоженный взгляд в глазах моей маленькой девочки.
Он тоже знает.
Конечно, знает.
Мои родители всегда были лучшими и давали мне чувствовать себя любимой с самого раннего возраста, но с того случая десятилетней давности они стали более внимательны по отношению ко мне.
На грани чрезмерной опеки.
Это одна из причин, по которой я хотела уехать из Нью-Йорка и присоединиться к Николаю здесь. Майе тоже нужно было заниматься своим делом, не подвергаясь надзору на каждом шагу.
— Все хорошо, папа. Я чувствую себя намного лучше после разговора с вами.
— Мы любим тебя, Мия, — говорит мама.
— Я тоже вас люблю, — показываю я и, вешая трубку, мельком вижу, как мой отец целует ее в макушку.
Я всегда восхищалась тем, как яростно они любят и защищают друг друга. Они сильная пара и иногда конфликтуют, но по-прежнему прикрывают друг друга. Их отношения – одно из моих любимых воспоминаний о доме.