Шрифт:
Друг отворачивается, сунув руки в карманы, и это лишь подтверждает мою правоту.
— Ты слишком хорошо о нем думаешь, Мари, — неожиданно отвечает Саймон и вперяется в меня буравящим взглядом. — Скажи, он тебе нравится?
— Кто? — невольно отступаю. Я понимаю, о ком он, но зачем-то тяну время.
— Кит.
— Но... Почему ты спрашиваешь?
— Он вам всем нравится, — неожиданно зло отвечает парень, — вы все готовы лечь под него по первому зову.
— Неправда! И при чем здесь вообще Никита, Саймон? — теряюсь я.
— Ты хочешь ему за что-то отомстить?
— Нет, — отвечаю честно, глядя приятелю в глаза, — я не собираюсь никому мстить. Я за справедливость. Если окажется, что Никита по уши завязан в этом дерьме, пусть отвечает вместе со всеми по закону.
— Малыш, — Саймон разворачивается, и неожиданно я оказываюсь прижата к решетчатому забору, ограждающему кампус. Мы так далеко зашли?.. — у меня есть другое предложение. Забей ты на этих ублюдков, на всех. И на Коннора, и на Кита, и на этих сосальщиц забей. Они прекрасно понимали, на что шли, и не нуждаются, чтобы их спасали. А вот ты совсем другое дело.
Он вжимает меня в ограду, его губы ищут мои, но я вспоминаю мокрые противные поцелуи и непроизвольно отворачиваюсь. Упираюсь в его плечи и бормочу:
— Саймон, что ты делаешь? Нас могут увидеть...
Но парень и не думает отступать, он вдавливается коленом между моих ног и пытается просунуть язык между моих губ.
— Никто нас здесь не увидит, малыш. Мне надоело, что ты постоянно от меня убегаешь. Я хочу тебя, с ума по тебе схожу. Давай встречаться, Мари, хочу, чтобы ты стала моей...
— Нет, Саймон, — яростно сопротивляюсь, — я уже говорила, что не смогу. Я люблю тебя, но как друга.
— А я сказал, ебал я такую дружбу, — его глаза сужаются, голос звенит, пах твердеет, — каждый раз после наших прогулок яйца болят. Я трахать тебя хочу, а не дружить с тобой, уже нажрался этой дружбы.
Заглядываю в лицо и ужасаюсь от того, каким колючим становится его взгляд. Мне становится страшно, и я обхватываю его лицо ладонями.
— Саймон, послушай меня. Пожалуйста, прости, но я не люблю тебя как мужчину. Ты мне очень дорог, но я не могу без любви, понимаешь? Я просто еще ни разу... — голос срывается, и я не договариваю. Саймон перехватывает мои руки.
— Ты девственница?
Киваю, закусив губу. Он всматривается в мое лицо.
— Почему, Мари? — кажется, он не верит. — Ты такая красивая.
— Я уже сказала, почему, — вымученно улыбаюсь, — я была влюблена, но он меня предал.
— И ты до сих пор его любишь? — голос Саймона звучит совсем отстранено. А у меня уже нет сил лгать.
— Не знаю, наверное, — шепчу, глотая слезы, — хоть ему это не нужно. Да и мне тоже. Я запуталась, Саймон...
— Ты уверена, Мари? Ты не передумаешь? Это твое окончательное решение? — фразы звучат как сухие щелчки. — Ты точно не хочешь дать мне шанс?
— Я не могу, Саймон, — я уже не сдерживаю слез, — и не хочу терять тебя как друга. Но если я не полюбила тебя, то уже не полюблю.
— Это... Это неправильное решение, Маша, — под моими руками напрягаются мышцы, парень так сжимает челюсти, что желваки на лице ходят ходуном.
Вскидываю голову и с удивлением смотрю на Саймона.
— Как ты меня назвал?
— Маша. Тебя же так называет Топольский?
— Ты можешь называть меня как хочешь... — говорю осторожно, не выдерживаю и снова беру его лицо в ладони. — Ты больше не будешь моим другом, Саймон?
Он закрывает глаза и застывает на некоторое время. А когда открывает, передо мной снова тот же вежливый и предупредительный Саймон. Мой друг.
— Конечно буду, малыш, — говорит он с улыбкой, отнимает мои руки и опускает вниз, — я все понимаю. Конечно, нельзя в первый раз без любви. И я помогу тебе, можешь не сомневаться. Ты всегда сможешь на меня рассчитывать.
??????????????????????????
Глава 17
Маша
То, о чем в общих чертах говорил Саймон, через несколько дней в подробностях описывает Оливка. Мы с ней решаем устроить в комнате генеральную уборку в выходной день. Я натираю стекло салфеткой, а Оля моет пол и передает мне все, что ей под большим секретом рассказала одна из подружек.
Ее мама работает в клинике, где лежит Лия, то есть я узнаю информацию из первых рук.
О том, что у Лии множественные переломы и ушибы, я знаю от Саймона, а вот то, что она постоянно плачет и просит Никиту прийти, рассказывает Оливка.
— И что, он приходил? — делаю вид, что интересуюсь между делом, а сама уже скоро протру в стекле дыру.
— Нет, не приходил, — трясет кудряшками подруга, — адвокаты приходили. А вот с мамой Лии он встретился.
— Да? — незаметно увеличиваю площадь воображаемой дыры. — Интересно, зачем?