— Да, — звучит под сводами часовни громкий голос Никиты.

Его рука крепко сдавливает мою, а я цепенею. Священник его о чем-то спрашивал, а я задумалась. Значит ли это...

— Мария Заречная, готова ли ты взять в мужья Топольского Никиту и прожить с ним в горе и в радости до конца своих дней? — спрашивает священник, глядя на меня поверх очков.

И пусть он глотает окончания наших фамилий, пуст неправильно ставит ударение в именах. Но внезапно и вдруг я осознаю, о чем он говорит.

И в горе, и в радости. Долго и счастливо.

Никита сказал «да». И пусть это Игра, пусть это всего на два дня, а потом мы вернемся, и все будет по-старому. Но я живу здесь и сейчас, а здесь и сейчас Никита Топольский от волнения все сильнее стискивает мою руку.

Я знаю, что он волнуется, пусть внешне этого не видно. Чувствую.

— Да, — выдаю с трудом, сглатывая слюну.

— Громче, милая, я не слышу, — с улыбкой просит священник, Никита поворачивает голову.

— Да, — повторяю тихо, но твердо.

— Вы можете обменяться кольцами.

И не успеваю я в панике подумать, откуда нам брать кольца, как передо мной появляется протянутая ладонь с двумя парными кольцами.

— Надевай, Маша, — Никита топит меня в своих глазах, которые кажутся сейчас темно-темно синими. Если я сейчас не грохнусь в обморок, это будет большая удача.

— Ну что же ты, милая, — подбадривает меня священник, — надень своему жениху кольцо.

Поспешно хватаю кольцо и дрожащей рукой надеваю на палец Никиты. Эмоции захлестывают через край, но вряд ли я кого-то обрадую, если сейчас разрыдаюсь.

— Теперь ты, жених.

Ник берет мою правую руку, по пальцу скользит изящное колечко с платиновым ободком и бриллиантом.

— Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать свою красавицу-жену, — обращается священник к Топольскому. Тот медленно поворачивается, наклоняется ко мне и прижимается лбом.

Запускает руку в волосы и берет за затылок. А меня отбрасывает на три года назад. Горячая волна растекается по телу. Она поднимается из сердца и затапливает по самую верхушку.

Сейчас Никита целует не так, как мы целовались в последнее время. Он целует меня так, как поцеловал в первый раз. В лифте. В мой первый в жизни поцелуй.

Глава 35

Маша

— Он что, нас целый день возить будет? — спрашиваю Никиту, когда мы грузимся обратно в лимузин.

— Да, я арендовал его до вечера. Не хочу в день своей свадьбы сидеть за рулем, — отвечает Топольский, лениво забрасывая руку на сиденье за моими плечами. — Тебе не нравится? Хочешь поменять?

— Да нет, нормально, — отвечаю, хотя разве можно назвать нормальной временную свадьбу? Вот вообще нет. — И что теперь?

— А что ты хочешь? — Ник поворачивает голову. — Ты хотела в музей Неона.

Киваю.

— Значит едем в музей. Завтра днем летим в вертолетный тур в Гранд каньон, а сегодня мы гуляем, где хотим. Здесь есть еще Автомобильный музей, там выставляют автомобили разных знаменитостей. Хочешь посмотреть? Можно просто по центру походить, здесь на каждом углу какая-нибудь достопримечательность.

— Было бы здорово! — от радости хочется захлопать в ладоши, но тут же опускаю глаза на свои ноги. — Только не знаю, как долго я продержусь в туфлях.

Ник ухмыляется, с загадочным видом наклоняется и достает из-под сиденья коробку. Протягивает мне.

— Держи.

— Что это? — от неожиданности моргаю.

— Открой и увидишь, — настаивает Никита и всовывает в руки коробку: — Бери. Это свадебный подарок.

Открываю и восторженно ахаю. В коробке лежит пара белых кед с высокой шнуровкой. И я таки не сдерживаюсь и хлопаю в ладоши. А затем порывисто обнимаю Никиту.

— Спасибо! Это лучший подарок, который можно было придумать! — и спохватываюсь. — Ой, Никит, а ты?

— У меня тоже есть, — он подмигивает и достает еще одну коробку. С точно такими же кедами, только черными. — Ну что, переобуваемся?

Я целый день его благодарю. Потому что музей Неона — это всего лишь облагороженная свалка старых неоновых вывесок, которые в разное время украшали знаменитые места Лас Вегаса. Представляю, на что были бы похожи мои ноги, останься я в туфлях.

Мы идем смотреть на винтажные автомобили, поднимаемся на воссозданный борт «Титаника», где даже входные билеты выполнены в виде посадочных талонов с нашими собственными именами. Дата — апрель 1912 года.