Послушно приоткрываю губы, в рот проталкивается палец, пахнущий пряно и непривычно. Зато теперь я знаю, как пахнет чистый секс. Моим возбуждением и Никитой.

Нахожу его член, накрываю ладонью, но Ник качает головой и отводит мою руку.

— Не надо, Маш, а то кончу прямо сейчас, — шепчет, прикусывая мне губу.

Мы рвано неравномерно двигаемся — Ник по очереди лижет мои соски и клитор, а я подаюсь навстречу.

Откуда-то берется презерватив. Никита зубами разрывает фольгу, раскатывает его по члену и зажимает мои бедра. Ложится сверху, и я чувствую животом жесткую дорожку волос, уходящую до паха.

— Маш, может быть немного больно. Потерпи, я постараюсь осторожно... — звучит на задворках сознания.

Внезапно он ныряет вниз, и в меня проталкивается влажный язык. Выходит, облизывает складки, клитор, затем горячие губы доводят до исступления.

Хочу разрядку, но Никита как будто чувствует, когда она настанет, в последний момент тормозит, то прикусывая, то отстраняясь.

Дрожу от предвкушения, когда Ник выпрямляется, стоя на коленях, и подтягивает меня к себе за щиколотки. Разводит ноги широко в стороны и застывает, жадно разглядывая.

— Какая же ты охуенная, — хрипло проговаривает, приставляет к мокрому входу член и одним мощным толчком врывается внутрь до упора.

Я вскрикиваю, только не от боли, а от совсем других ощущений. Дергаюсь, но Никита перехватывает за бедра и ложится сверху.

Он во мне. Я чувствую его твердый горячий член, заполнивший меня полностью. Внутри не осталось ни одного свободно миллиметра, и здесь речь не только о физиологии.

Ник давно заполнил собой мое сердце, чтобы я больше никогда не смогла влюбиться. Он заполнил собой мои мысли, чтобы я даже подумать ни о ком другом не могла. Заполнил мою душу, чтобы я принадлежала только ему.

Мы смотрим друг на друга.

— Больно? — Никита осторожно касается щеки, отводит со лба прядь волос.

Отрицательно мотаю головой. Мне правда не больно. Но клянусь, я сейчас сойду с ума, если он не начнет двигаться.

Не выдерживаю, сама подаюсь к нему, двигая бедрами. Никита поднимается на руках и размашисто толкается, выбивая из меня воздух.

Еще. И еще. Я сжимаю стенки влагалища, и сама насаживаюсь. Ощущаю каждую венку, оплетающую твердый член.

— Ауч... — шипит Никита, его лоб покрывается испариной, — какая же ты узенькая, какая же охуенная, моя... Моя Машенька...

Он толкается снова и снова, с каждым новым толчком вынося меня на следующий, более сильный уровень ощущений. Я мечусь под Никитой, стону, сминаю пальцами шелковые простыни.

Весь мир ужался до размеров комнаты, наполненной нашим рваным дыханьем, хриплыми стонами, пошлым хлюпаньем и влажными шлепками тела о тело.

— Никита... — хрипло шепчу, — я сейчас кончу...

Он просовывает между нами руку, находит клитор, и я в ту же секунду тону в оглушительном и ослепительном оргазме.

От мощной пульсации меня трясет, стенки влагалища сокращаются, вызывая короткие судороги. Ник хрипит, уперевшись лбом мне в плечо.

— Охуенная моя Маша, охуенная...

Он не дает ни минуты на передышку, продолжает вколачиваться, каждый раз вбиваясь пахом в промежность до упора. Я глажу его мускулистую спину, кайфуя от того, как под руками перекатываются бугристые мышцы.

Его тело прошивает мощный разряд. Никита вдавливается в меня, хрипло стонет и впивается в губы. Его пальцы ввинчиваются в бедра, язык сплетается с моим.

Он хочет выйти из меня, но я не даю. Обвиваю бедра ногами, глажу затылок, плечи.

Никита поднимает голову и смотрит расфокусированным взглядом.

— Тебе было небольно, Маш? Я так и не понял...

Качаю головой, тяну его за голову и шепчу в ухо:

— Это полный улет, Ник.

Его губы растягиваются в ухмылке?

— Значит, повторим?

Глава 37

Маша

Никита спит, лежа на боку и закинув на меня ногу. Я лежу на его руке и «рисую» ему лицо.

«Я еще не насмотрелся...»

Вот и я не могу насмотреться. Впервые вижу его спящим, еще и так близко, и эта близость расслабляет. Делает беззащитной.

Потому что она слишком обманчива. Слишком похожа на настоящую.

Но я слишком устала и слишком его люблю, чтобы снова надевать ту маску безразличия, которую носила все три года, пока жила без него. Без моего Никиты.

Мой вытолканный на задворки здравый смысл взывает к благоразумию и осторожности.

«Он снова тебя бросит. Наиграется и бросит. Сам сказал, что это Игра».