Гораздо дальше примерного чиновника, директора гимназии Иннокентия Анненского, пошло следующее поэтическое поколение поэтов-символистов — прежде всего в лице Валерия Брюсова (1873–1924), для которого наркотик — главным образом, морфий — становится уже не только показателем принадлежности к избранным представителям поэтической богемы, но и своего рода медиатором между миром пошлой повседневности и надмирной стихией абсолютных представлений.

* * *

В поэме «Подземное жилище» Валерий Брюсов описывает место, где можно найти любые наркотические средства: «морфин, и опий, и гашиш, эфир и кокаин». Несмотря на фантазийную подоплеку поэмы, Брюсов достаточно подробно перечисляет вещества, имевшие хождение в среде деятелей Серебряного века. В период Первой мировой войны особую популярность приобретает кокаин, на волне которой одну из лучших своих песен об «одинокой глупой девочке, кокаином распятой в мокрых бульварах Москвы» сочиняет шансонье Александр Вертинский (1889–1957). Но все-таки дорогой кокаин могли позволить себе лишь немногие: среди них — «шикарные дамы полусвета, иногда высшее офицерство, обеспеченные представители богемы». Менее обеспеченные работники журналистского и поэтического цеха довольствовались более дешевым гашишем: уже в эмиграции Георгий Иванов вспоминал свой bad trip от «толстой папиросы, набитой гашишем», после которого он больше никогда не прикасался к наркотикам (хотя словам лукавого сплетника Иванова не всегда можно верить).

В тумане революции

В рассказе Виктора Пелевина «Хрустальный мир» события, непосредственно предшествовавшие Октябрьской революции, показаны словно бы в наркотической дымке, в которой пребывают обдолбанные кокаином и героином юнкера Николай и Юрий, стоящие в карауле недалеко от Смольного дворца. В первые послереволюционные годы наркотическая тема в литературе продолжает распространяться: как и сами наркотические вещества, становящиеся достоянием всё более широких слоев населения. В рассказе Михаила Булгакова (1891–1940) «Морфий» показана жизнь и гибель доктора Сергея Полякова, в конечном итоге покончившего с собой. Как и сам Булгаков, Поляков принимал морфий, чтобы справиться с многочисленными болями, но в итоге получил зависимость, от которой не мог избавиться (сам же Булгаков всю жизнь страдал невыносимыми мигренями, которые передал Понтию Пилату в «Мастере и Маргарите»). На сегодняшний взгляд булгаковский кажется довольно схематичным и моралистичным, что преодолел в своей экранизации «Морфия» Алексей Балабанов, сделав судьбу доктора Полякова входом в XX век.

В первые послереволюционные годы будущий поэт и прозаик Константин Вагинов (1899–1934) знакомится с секс-работницей Лидой, ставшей затем героиней одного из лучших его стихотворений. Постепенно Лида приучает молодого человека к кокаину, который они приобретают в общественном сортире на Невском, причем Вагинов не жалеет на это дело редких монет из своей коллекции: «Нерукотворный поэт я люблю длинные дворницкие, где кашу едят и кокаин нюхают», писал он в «Звезде Вифлеема», одном из первых своих произведений.

В конечном итоге Вагинов достаточно крепко присел на кокаин, и от верной гибели его спас срочный призыв в Красную армию и участие в гражданской войне в Сибири и на Урале.

После возвращения в Ленинград в 1921 году уже не вполне здоровым человеком (туберкулез) Вагинов горько иронизирует над стремлением персонажей — например, своего комического альтер-эго, Неизвестного Поэта из романа «Козлиная песнь» — отправляться «во ад бессмыслицы, во ад диких шумов и визгов, для нахождения новой мелодии мира». Причем средствами «изолировать себя и спуститься во ад» Вагинов называет более привычные «алкоголь, любовь, сумасшествие», но уже не наркотики. В 1934 году Константин Вагинов умирает, в этом же году в парижском эмигрантском журнале «Числа» был опубликован роман Марка Агеева (1898–1973) «Роман с кокаином», который так же, как и Булгаков, вывел наркотическое вещество в заголовок: хотя кокаин здесь играет второстепенную роль и, по сути, является лишь последней каплей в деле морального падения и физической деградации главного героя, юноши по имени Вадим Масленников, издевающегося над своей старой матерью и стремящемся передать кому-нибудь свое венерическое заболевание. Напоминающий сразу всех лишних людей русской классической литературы, Масленников рассчитывает с помощью кокаина заглушить боль от тяжелейшего разрыва с возлюбленной. Непосредственно кокаину в романе посвящены две последние главы: в одной из них Агеев со знанием дела описывает ритуал группового употребления наркотика, а также ощущения Масленникова от него, а в последней — представляет путаные и довольно примитивные мысли героя в состоянии «отходняка». https://knife.media/drug-poetry/

Наркотики в Российской империи в начале ХХ века

Рассказ о малоисследованном вопросе российской истории: наркомания в Российской империи и Российской Армии в начале ХХ века.

Это очень малоизученный и «непопулярный» вопрос, а между тем данная проблема уже тогда начала проявляться. Прежде всего, разумеется, наркомания развивалась среди тогдашней «золотой молодежи», «служителей мельпомены» и их близкого окружения: «дам полусвета», поклонников, друзей, прислуги, и т. п.

Вот что вспоминал об этом популярнейший артист России той эпохи Александр Вертинский:

«Продавался кокаин сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых бочонках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы 'Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его уже продавали «с рук» — нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже…

Короче говоря, кокаин был проклятием нашей молодости. Им увлекались многие. Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах.

Поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин чаще всего не было денег.

Помню, однажды я выглянул из окна мансарды, где мы жили (окно выходило на крышу), и увидел, что весь скат крыши под моим окном усеян коричневыми пустыми баночками из-под марковского кокаина. Сколько их было? Я начал в ужасе считать. Сколько же я вынюхал за этот год!'

В общем, в столичных психиатрических лечебницах избытка наркоманов тогда еще не было, хотя первые специализированные койкоместа, для богатых наркозависимых, в частных клиниках уже оборудовались.