Слава богу, что она принимает противозачаточные.

У меня нет ни единого шанса выйти сейчас, даже если бы я захотел. Киска Габриэлы ритмично сжимает меня, говоря мне, что она на грани, и я тоже.

— Черт, — Шиплю я, снова глубоко входя в нее, больше не в силах выносить поддразнивания. — Мне нужно кончить снова, девочка, или я не продержусь в твоей заднице достаточно долго, чтобы трахнуть тебя так, как ты хочешь. — Я двумя пальцами-ножницами проникаю в ее узкую дырочку, чувствуя, как она сжимается вокруг меня. Ее хнычущие, умоляющие стоны доводят меня до грани. — Черт возьми, кончай для меня, девочка, — стону я, покачивая бедрами, чтобы мой член погрузился в нее как можно глубже. — Кончай, пока я тереблю твою задницу…

На этот раз я не останавливаю ее, когда ее пальцы лихорадочно тянутся вниз к ее клитору, дико потираясь, когда она прижимается ко мне в ответ. Я хочу, чтобы она была влажной, сильно кончала, истекала для меня. Мой член набухает, когда она выгибает спину, от ее беспомощных стонов по моей коже пробегают мурашки удовольствия, и первая волна оргазма по моему стволу такая сильная, что у меня перед глазами на мгновение все плывет, из моего горла вырывается животный звук, когда я извергаю горячую сперму в нее так глубоко, как только могу. Я засовываю третий палец в ее задницу, когда кончаю, обезумев от удовольствия, желая, чтобы она была растянута для меня и готова.

— Боже, — выдыхаю я, выходя из нее, мои пальцы все еще погружены в ее задницу. — Прошли годы с тех пор, как у меня вставал больше двух раз за ночь, но ты…

Она смотрит на меня своими широко раскрытыми глазами лани, дрожа от удовольствия, все еще откидываясь на мою руку, пока я продолжаю играть с ее задницей. Ее взгляд скользит вниз по моему члену, который, как ни невероятно, все еще в основном тверд. Из кончика вытекает предварительная сперма, и я наклоняюсь, чтобы погладить себя, мой ствол мгновенно утолщается до полной эрекции.

— Разве это ненормально? — Шепчет Габриэла. — Продолжать возбуждаться?

— Нет, девочка, — хрипло смеюсь я. — Один или два раза, это норма, перед хорошим длительным отдыхом. Но с тобой я начинаю думать, что мог бы трахать тебя всю ночь и оставаться почти твердым, как скала, все это время. — Я двигаюсь быстрее, стиснув зубы. На данный момент мой член, это необработанный нерв, доставляющий удовольствие, сверхчувствительный от слишком долгого траха и желающий большего. — С той первой ночи я просыпаюсь каждое утро, готовый встретить тебя, даже если прошло всего несколько часов. Я не говорил тебе этого, но это правда. Я не переставал хотеть тебя трахнуть.

Это похоже на признание чего-то большего, чем должно быть. Тот факт, что я так сильно хочу ее, что она пробудила во мне то, чего никто другой не мог пробудить, такое чувство, что это что-то значит, но не может. Мы никогда не станем чем-то большим, и я знаю, что я гребаный дурак, что даже думаю об этом.

При этих словах Габриэла выгибается дугой в моей руке, явно возбужденная моими словами, снова прижимаясь задницей к моим пальцам. Это такой непристойный, похотливый жест, что я с шипением выдыхаю, чувствуя головокружение от того, как сильно она меня возбуждает.

— Ты идеальна, девочка, — стону я. Еще больше слов, которые я не должен произносить вслух, еще больше вещей, которые могут только подчеркнуть, как мало времени у нас осталось вместе. Но я не могу вернуть их назад, да и не хочу. Я хочу, чтобы Габриэла знала, без тени сомнения, какие чувства она заставляет меня испытывать, даже если это ненадолго.

Я медленно глажу тремя пальцами ее задницу, скользя другой рукой по ее влажным складочкам киски, когда ненадолго отпускаю свой член, собирая ее влагу и свою сперму на свои пальцы. Я опускаю руку вниз, поглаживая себя, смазывая длину своего члена нашим смешанным возбуждением, и двигаюсь позади нее с внезапной отчаянной потребностью. Я больше не могу ждать, чтобы закончить это, забрать у нее каждую частичку невинности, трахнуть ее так, как она умоляет меня.

— Ты готова к тому, что мой член войдет в твою задницу? — Я спрашиваю ее глубоким, низким голосом с гэльскими акцентами, и Габриэла кивает, затаив дыхание.

— Пожалуйста, — шепчет она, и я думаю, что звук ее мольбы о том, чтобы мой член оказался у нее в заднице, заставит меня умереть на месте.

Я никогда в жизни не слышал ничего более охуенно приятного.

— Боже, я никогда не думал, что услышу, как ты умоляешь меня трахнуть тебя вот так, — стону я. — Но… — Я провожу членом по складкам ее киски, погружая в нее головку члена, и вытаскиваю из нее пальцы. — Если это слишком, — снова предупреждаю я ее, прижимая набухший кончик моего члена к ее тугой дырочке, — скажи мне остановиться, и я это сделаю. Ничто в мире не заставит меня причинить тебе боль, Габриэла. Мне плевать, что я вот-вот кончу, скажи мне выйти, и я это сделаю. Вместо этого я воспользуюсь своей рукой.

Она затаив дыхание кивает, выгибая спину навстречу моему члену, и я стону. Ощущение того, что она страстно желает меня там, в самых запретных местах, умоляет об этом, заставляет меня быть на грани того, чтобы извергнуть сперму на ее идеальную задницу, какая она есть. Мои бедра дергаются, и я поддерживаю ее одной рукой за бедро, когда продвигаюсь вперед.

— Блядь! — Я шиплю, напрягаясь в ее тугой заднице, неуверенный, не слишком ли я большой, смогу ли я вообще взять ее так, как мы оба отчаянно хотим. — Расслабься, Габриэла. — Я наклоняюсь, чтобы погладить ее клитор, расслабляя ее, и чувствую, как что-то в ней расслабляется. Как будто все ее мышцы разом расслабляются, растворяясь в удовольствии от прикосновения к моей руке, и моя набухшая головка члена выскакивает из тугого кольца мышц, от такого сжатия у меня мерещатся звезды от того, насколько это чертовски хорошо.