Услышав немелодичное туалетное кряканье, свекровь едва дождалась выхода Эси из ванной, кинулась туда, вглядываясь в чрево унитаза, затем, так ничего в чистом сосуде не узрев, вышла и торжественно провозгласила: «Мазлтов! [14] » Она расцеловала опешившую невестку, отрывисто и прослезившись чмокнула сыновью макушку, торчавшую из мягкого кресла «Сабина» («Утренняя почта» – это святое!), и, метнувшись к телефону, спешно набрала номер Эсиных родителей.

Пять минут спустя, наохавшись, они оживленно обсуждали врача, санаторий для сохранения, наиболее вероятный пол и даже имя их будущего внука. Муж, отвернувшись от телевизора, в изумлении переводил взгляд с тараторящей мамы на оторопевшую супругу. Видя, что жена и сама ничего не понимает, хотел было вернуться к просмотру, но передача уже кончилась, а Эся расплакалась.

Она не понимала, что происходит, возможно ли это, что с этим делать и как рассказать об этом Марку. Так ничего и не придумав, она решила с Марком расстаться. В том, что ребенок мужнин, Эся не сомневалось – в ее правильной жизни иначе быть просто не могло.

Марк получил скорбное известие по телефону. В понедельник, обычный день их встречи, она позвонила не в дверь, а по телефону. Говорила сбивчиво и приглушенно – в смежном кабинете коллеги праздновали именины начальницы. Это было громом среди ясного неба, Марк так и не понял, чем он провинился и что это за обстоятельства, на изменение которых ссылалась любимая. Он хотел увидеть ее, хотел объясниться, хотел перевернуть мир и разрушить стоящие между ними препятствия.

Марку, знавшему, где работает и живет любимая, не составило бы большого труда подкараулить ее у выхода, да в конце концов просто позвонить на давно заученный рабочий номер. Но сложный замес оскорбленного достоинства и заботы об Эстер заставил мужчину принять решение обходить возможные места встреч десятой дорогой. Со временем он для себя принял, что променяла его девочка на стабильность, ведь то, что директоров комиссионок регулярно сажали – было общеизвестно. Да и своим рижско-интеллигентским происхождением вечно молодой муж явно Марика превосходил.

К тому же Марк никогда не скрывал намерений при первой же возможности уехать в Израиль, а Эсю такой исход абсолютно не привлекал. Брат ее тестя уже много лет проживал в Америке, там же неплохо пристроилась сестра ее мамы, и Эся, периодически беря уроки английского, мечтала о сытной штатовской жизни, в которой нет войн с арабами и жары. К тому же заморские тряпки качественно превосходили израильские, это она отлично знала по посылкам. Конечно, довод смешной, но как зарисовка к безопасному благополучию вполне сходил. В общем, стабильность, Америка, достойная мужнина родня и налаженная жизнь говорили против Марка. Решив, что так тому и быть, он встречи с Эсей не искал.

Как-то очень удачно подвернулась Виктория, приемщица из его комиссионки. Точнее, она у него уже два года работала, но несмотря на рост и стать кареглазая красавица польских кровей оставалась начальником не замечаема. Не раз она демонстрировала ему свой интерес, то коснется невзначай, то после работы задержится, бери – не хочу. Марк до поры до времени не хотел. Точнее, даже не думал об этом, в его жизни была лишь одна женщина. А тут как-то неожиданно сошлись, так себя дама в правильный момент предложила, что не смог Марк устоять, да и незачем было. В отличие от Эси, Виктория хотела принадлежать ему без остатка, женой стать, детей рожать и, по ее выражению, «целовать ноги его матери». Но, как ни странно, Марка ее готовность только раздражала, и чем сильнее она старалась занять место его женщины, тем яснее он понимал, что место-то не вакантно. Однако на тот момент его устраивали необременительные и регулярные отношения, и Марк давал им обоим шанс, надеясь, что со временем выбьет клин клином. В какой-то момент Эся перестала его тянуть, и он знал – это значит, что она перестала о нем думать.

Эсе и вправду было не до того. Беременность не доставляла особых хлопот, но здорово озадачила ее родственников. Ей, всегда двадцатипятилетней, тут же бестактно припомнили ее фактический, не сильно располагающий к первым родам возраст, врач схватился за голову – старородящая! Гевалт разнесся по близкой и дальней родне, причем каждая посвященная родственница считала делом чести дать несколько советов, рекомендаций и рассказать, как это было у нее, у ее подруги и у соседской кошки.

Не сильно беря это в голову, оставив болтовню маме и свекрови, а работу – коллегам, Эся получала удовольствие от разворачивающегося вокруг нее карнавала. Санаторий в Дзинтари, где «сохраняли» жены самых больших начальников, изумительные французские и американские платья для беременных, моментальное исполнение любых капризов – иногда она просто просыпалась с мыслью о том, чего бы этакого захотеть сегодня.

К виновнику события – ребенку, чудом поселившемуся в ее утробе, – Эся относилась как к временному жильцу. За предшествующие годы она абсолютно приняла мысль о своем бесплодии и всю беременность не знала, как относиться к новому состоянию. Где-то в глубине души она боялась не доносить, говорил же врач о возможных опасностях, поэтому она старалась к мысли о ребенке не привыкать, чтобы потом не расстроиться. Кроме того, эта непонятно как проросшая яйцеклетка разлучила ее с любимым человеком.

Поначалу Эся искренне и каждодневно скучала по Марку, корила себя и за сам роман, и за то, как неловко она его закончила, а после за ежедневными хлопотами по самоублажению она как-то успокоилась, смирилась. Ровно через семь месяцев после их последнего разговора Эся родила… копию Марика. Абсолютно точная, хоть и здорово уменьшенная копия любовника смотрела на нее из пенящейся кружевом итальянской колыбельки. Удивительно, но сходство видела только она, а счастливые бабушки наперебой подмечали родовые черты, и всякий раз свекровь преуспевала в этом куда больше Эсиной мамы.