– К отцу она ходила?

– Нечасто. Когда что-нибудь было нужно. Папа, у меня куртка износилась, хорошо бы купить новую, а зарплату я всю потратила. Не поможешь?

– Помогал?

– Иногда помогал, иногда нет. Он-то сам нежирно жил. Питался надеждами на богатое пенсионное будущее.

– Чем он вообще занимался? Как-то я совсем потерял его из виду.

– После того, как его политическая карьера завершилась, он создал фонд репатриации.

Калев, как раз собравшийся сделать глоток чаю, поперхнулся.

– От слов к делу. Большое учреждение?

– Маленькое, если не сказать крохотное: он сам и его приятель, одноклассник, бывший летчик.

– Но зарабатывали они хорошо?

– Он неплохо, летчик так себе. Но… – Андрес поднял указательный палец – Алименты!

– Скольким он платил? Со старшей ведь рассчитался?

– Да.

– А с остальными?

– С остальными не успел. Средней из трех, что от жены, сейчас двадцать один, она осталась в Тарту, студентка.

– Эта в столицу не захотела?

– Мамина дочка, как я понимаю. Изредка приезжала, ходила с сестрой в кино, на дискотеку, а вот с отцом встречалась редко, недолюбливала его, говорит, испортил маме жизнь. Она будет получать пенсию до окончания университета, то есть еще год.

– А чему она учится?

– По моей специальности.

– Кем хочет стать, адвокатом или прокурором?

– А вот этого я не спросил, не знал, что ты будешь интересоваться, – почесал Андрес затылок.

– Наверняка прокурором, – вставила Диана.

– Почему? – удивился Андрес.

– Элементарно, Ватсон. Раз она обвиняет отца, что тот загубил жизнь матери, значит, такая натура – прокурорская.

– Но маму же она защищает, – возразил Андрес.

– А это до поры до времени, – не сдалась Диана. – В какой-то момент и ее будет обвинять.

– В чем?

– Что загубила жизнь ей.

– Ладно, пошли дальше, – прервал Калев диспут о женской натуре.

Андрес сразу сосредоточился.

– Третьей – семнадцать, как и той, кто в Италии. У них возраст в точности совпадает, может, слышали?

– Слышали, – обронил Калев.

– Если в университет не поступят, вскоре ничего не получат. Если поступят, получат. Но если честно, как-то не верится, что кто-то из дочерей ради денег пошел на такое страшное преступление.

– На парричиду, – сказал Калев.

– Что-что? – не понял Андрес.

– Парричида – по-итальянски отцеубийство. – пояснила Диана. – Как ты знаешь, мой муж изучает сей язык. Италия – наша духовная родина.

– Духовная родина? Это еще почему?

Но Калев не захотел объяснять очевидное.

– А та девочка, кто ненавидела отца, в те дни не посещала Таллин?

– Представь себе, посетила, коротко, на полторы сутки. Но с отцом не встречалась. К тому же, у нее нет машины. И силенок нет, чтобы нанести удар, способный отправить нашего Роосте на родину прародителей.

– Так вы даже причину смерти установили?

– Конечно. Стукнули по голове, череп вдребезги. В этом жировоске все сохраняется, он явно этого не учел.

– Он?

– Ну, или она, если мощная баба.

– Да, пожалуй, ты прав, разбить череп – это не для слабосильных. А та, что в Италии живет? Штангой, случайно, не занимается?

– Штангой? – поразилась Диана. – Откуда у тебя такие мысли? Она же девочка.

– Сейчас девчонки чем только не занимаются, даже боксом. А, Андрес?

Андрес вздохнул.

– Ты меня ставишь в тупик. Чем она занимается, кроме школы, я не знаю. Не спрашивал. Разговаривал с ней по скайпу, на вид – хрупкая девица. Но, что главное, у нее как раз с отцом прекрасные отношения. Расплакалась при мне. Они перезванивались регулярно, он несколько раз специально летал в Рим, чтобы с ней встретиться.

– Так она в Риме живет?

– Не совсем, но недалеко.

– Значит, в Лацио, – решила Диана продемонстрировать свою осведомленность в географии духовной родины.

– Да, именно, – удивился Андрес. – В адресе так и значится.

– Тревогу подняла она? – спросил Калев.

– Нет, тревогу поднял сотрудник фонда. Они ходили на работу четыре дня в неделю, четверг был предоставлен для работы из дома. В среду они расстались, а в пятницу Роосте в контору не явился.

– А где их контора?