Я не понимала и половины того, что он имел в виду. Но мне было все равно. Все, что меня волновало, это обнять его и убедиться воочию, что с ним все в порядке.

Мои мышцы дрожали, угрожая разорваться.

— Могу я увидеть его?

— Конечно. — врач опустил планшет и махнул мне рукой по коридору. Я молча шла за ним, чувствуя себя так, как будто иду по тропе смерти. Яркий свет резал мне глаза; антисептик щипал нос.

Положив руку на дверь, доктор приоткрыл ее и отступил.

— Я дам вам пару минут. Он проснулся, но не в себе. Мы будем внимательно следить за ним в течение следующих двенадцати часов. Не пугайтесь. Половина его головы обрита и полностью забинтована, и он сломал пару костей, но в целом он сильный и поправится.

Сломанные кости?

На глаза навернулись непрекращающиеся слезы.

О, Арт.

Не в силах вымолвить ни слова, я проскользнула мимо него в палату, где в центре возвышалась койка, а вокруг нее раздавались тихие звуковые сигналы и прерывистое жужжание.

Мои глаза впились в мужчину, плотно укрытого накрахмаленными простынями.

Я моргнула, уставившись на него.

Или, по крайней мере, на... кого-то.

Кто-то лежал в кровати.

Но я не узнала его.

Где был Артур? Мой огромный бесстрашный мужчина с мускулистыми руками и мощной грудью?

Этот человек был незнакомцем.

Прикрыв рот, я с ужасом рассматривала его раны.

Его рука была согнута под прямым углом, на ней был свежий гипс. Щека была разодрана и кровоточила, некоторые части были прикрыты марлей. И его голова была забинтована. Он выглядел таким... безжизненным. Таким сломленным.

На дрожащих ногах я преодолела небольшое расстояние и подошла к нему.

— Артур…

Он не ответил. Я остановилась возле кровати, дрожащими пальцами коснулась его прохладной щеки, изо всех сил стараясь не смотреть на белый тюрбан, прикрывающий его лохматые темные волосы.

Врач предупредил меня.

Его волосы исчезнут под этим.

Доктор предупредил меня.

Под этим у него не будет волос.

Но независимо от того, сколько информации я узнала — независимо от статистики или подробных подробностей его операции и выздоровления — ничто не могло смягчить удар от того, что я увидела человека, которого любила, таким искалеченным, разбитым и страдающим…

Взяв его за руку, я сжала его пальцы.

— Артур ... ты меня слышишь?

Ничего.

Его лицо было белым, как простыня, под глазами залегли тени.

Мной овладела настойчивость. Он должен был увидеть меня, должен был открыть глаза, чтобы знать, что я здесь …

Я всегда буду рядом.

— Артур. Пожалуйста …

Я крепче сжала его холодную руку, желая, чтобы он ответил.

Страх перед сотрясением мозга сокрушил меня. Воспоминание о том, как он был дьяволом, которого удалось разбудить несколько дней назад, вызвало рыдание в моих легки.

— Арт …

Я повела плечами, прижимаясь лбом к его груди. Его окружали провода и мониторы — некоторые прятались под повязкой на голове, другие спускались по его больничному халату.

Я хотела их всех сорвать. Чтобы освободить его от страданий. Чтобы защитить его.

— Артур… пожалуйста. Мне нужно убедиться, что с тобой все в порядке...

Еще одну долгую минуту ничего не происходило, но затем что-то изменилось. Осознание — выход из глубокого сна.

Первым признаком жизни было подергивание, вдох, дополнительный звуковой сигнал, когда его сердце проснулось. Следующим были приоткрытые губы и румянец, заливший бледные щеки. Это было похоже на наблюдение за бабочкой, вылетающей из куколки.

И затем, наконец, он открыл глаза.

Они были такими же зелеными и блестящими, как я помнила.

Этот цвет окутал меня изумрудной надеждой и прогнал мои цепкие страхи.

— О, слава богу.

Я поцеловала его в щеку, вдыхая его. Его запах был слабым, скрытым под антисептиком, но в нем еще присутствовал аромат кожи и морской соли.

Он все еще существовал.

— Ты в порядке… с тобой все будет хорошо, — сказала я, осыпая его лицо поцелуями любви.

Артур застонал, немного отодвигаясь.

Отступив, я покраснела.

— Извини, не хотела делать тебе больно. Это просто ... Боже, это была ужасная ночь.

Он нахмурился, глядя мне в глаза.

Мое сердце остановилось.

Нет…

Вместо любви и привязанности в них была пустота. Глаза холодные, как камень, и пустые, как могила.

Боль.

Боль, о существовании которой я даже не подозревала, пронзила меня.

— Арт? — сладко улыбнулась я. — Это я ... Клео.