Я сделаю все, чтобы защитить ее. Я стану кем угодно, чтобы обеспечить ей жизнь, которую она заслуживает.

Но чем больше я думал о том, что мне нужно сделать, чтобы сформулировать желаемое будущее, тем глубже становился туман тоски, в котором я жил.

Мои конечности были вялыми. Мой мозг плохо работал.

Боль сделала все тело чертовски трудным.

Повернувшись, я вошел в свой кабинет. Закрыв дверь — чего я никогда не делал, — я подошел к четырем экранам и включил их.

В тот момент, когда блики экранов засветились синим, я прищурился и вытащил две обезболивающих из бутылки в ящике стола.

От вдохновителя к несуществующему.

Мне нужно было найти способ перезагрузиться, пока не стало слишком поздно.

Мое сердце заколотилось, когда неудачная сделка вспыхнула красным, решив не позволять мне забыть сегодняшнюю неудачу.

«Перестань сосредотачиваться на прошлом. Просто исправь это».

Я собрал остатки ума и сосредоточился. Стиснув зубы, закрыл график истории и открыл новое окно.

С едва заметной дрожью я выбрал новую валютную пару, проверил, есть ли какие-нибудь новости, чтобы стать медвежьим (прим. пер. понижение ставок на бирже) или бычьим (прим. пер. повышение ставок на бирже), и ввел сделку в программное обеспечение.

Ссылаясь на пару с моими надежными свечами и техническими индикаторами, я вытер нервный пот и совершил сделку.

Моя мышь щелкнула.

Компьютер издал звуковой сигнал.

И я, черт возьми, надеялся, что смогу вспомнить, как это сделать.

Глава двадцать третья

Клео

Сегодня он снова был злым.

Честно говоря, он был как чертово йо-йо. В одну минуту он позволил мне прикоснуться к нему, посмеяться вместе с ним, позволил мне приблизиться. В следующий раз он относился ко мне, как к холере. Он принижал меня перед своим отцом, игнорировал перед своим братом. Я не была дурой. Я знал, что Дакс ждёт своего часа. Но я просто хотела... чтобы все пошли к черту. Почему все не может быть просто? Почему мир не может быть безопасным?

— Клео, запись из дневника, двенадцать лет.

Мои соски покалывали под мягкой кожей. Волосы на руках встали дыбом, когда рукава обтянули мою обнаженную кожу. И мой живот сжался, когда я почувствовала аромат новой кожи и химических соединений, которыми ее покрывали.

Я никогда не надевала что-то настолько чувственное или строгое. Чувственное, потому что она объявила меня завоёванной, принадлежащей… любимой. И строгой, потому что это означало, что я была одной из них. У меня были обязанности, которые нужно выполнять, люди, за которых я несла ответственность, законы, которые нужно было уважать.

К счастью для меня, Артур всегда придерживался этой иерархии в моей жизни. Да, мы были равны, но я была счастлива, что он защищал и лелеял меня, потому что я делала то же самое в более иных способах. Он был мускулистым и дерзким, а я была как прохладный дождик после жаркого летнего дня.

Поглаживая надпись на груди, мое сердце сжалось.

Я сделала именно то, что сказал мне Артур.

Побежав вверх по лестнице, как нетерпеливая церковная мышь, я быстро приняла душ. После этого увлажнила кожу лосьоном, побаловала себя и прошлась голышом по комнате. Я позаботилась о том, чтобы прикроватные огни светились романтическим светом, и свернулась калачиком посреди кровати, одетая только в свою новую куртку.

И там я ждала… становясь влажной от предвкушения и задыхаясь от желания.

С каждым шорохом, который я производила, новая куртка посылала в мою кровь новую волну желания. Серебряная нить блестела, снова и снова напоминая мне, кого я любила.

Маленькая куртка сидела на мне идеально.

Поездка на мотоцикле Артура с собрания наполнила меня смесью радости и справедливости. Любой автомобилист, видевший, как мы проезжаем мимо, знал, что я не из их числа, — я не из обычного общества детей, живущих с девяти до пяти, — я была членом чего-то большего. Сестра, жена и другом для людей, которые понимали значение единения.

Логотип с черепом и абакой вселял страх в некоторых людей, заставляя их верить, что мы олицетворяем беззаконие и террор. Чего они не видели, так это большой семьи, и мне только что вручили ключи от их дома.

Я вздохнула, глядя в потолок.

«Сколько еще ждать?»

Я напрягала уши в ожидании любого звука его шагов по лестнице. Мои инстинкты обострились в ожидании любого намека на то, что он может быть рядом.

У меня возникло искушение спуститься, чтобы найти его — прошло сорок минут, а не десять, которые он обещал, — но что-то внутри меня заколебалось.

Я не хотела вмешиваться.

Проигрыш торговли сегодня днем сделал с ним что-то, чего я не могла понять. И, к сожалению, впервые я ничем не могла помочь. Артур должен был это исправить. Он должен был смириться с любой травмой, которая его преследовала. Все, что я могла сделать, это быть рядом с ним, когда он исцелится.

Дом дышал вокруг меня, обнимая меня своими выкрашенными в белый цвет стенами. Так много воспоминаний уже было связано с этим местом: попытки убедить Артура в том, что я была девушкой из его прошлого. Страх быть проданной. Пустота амнезии.