— Если, — вставляет он.

Забираюсь в постель и сбрасываю полотенце, прикрывая грудь одеялом.

— Если ты умрёшь, Флорина, — Томaс садится на край моей кровати. — Я могу обратить тебя.

— У тебя не получится.

— Не получится, если ты не хочешь.

— Я не хочу.

— Я хочу. Я этого очень хочу, Флорина, но не могу заставить тебя. И я знал, что ты не хочешь, поэтому пытался оставить тебя в покое. Но это стало невыносимо. Я не жду от тебя истерик и всего того, что ты перечислила. Я жду от тебя согласия, потому что если ты скажешь «нет», то я исчезну отсюда. Если «да», тогда я выйду на свет. Третьего варианта у меня для тебя нет.

— Ты должен думать не обо мне, а о себе. Ты вампир, Томaс. Сколько тебе лет?

Он морщится, не желая отвечать на мой вопрос.

— Томaс, я могу помочь тебе вернуться в клан, — произношу, и немного придвинувшись к нему, смотрю на его профиль в темноте.

— Я не хочу туда. Мне и так хорошо. Я скрываюсь от них много лет. Если бы я хотел быть в клане, то был бы, а я не желаю. Мне нравится жизнь отшельника.

— Ты можешь и дальше быть отшельником. Но если они не будут знать о тебе, то ты станешь угрозой, и они убьют тебя. А если ты придёшь и скажешь, что ты один из них, то они примут тебя. Законы вампиров уже давно перестали быть таким жестокими, как раньше. Жить стало проще и не нужно скрываться. Они не звери, просто пытаются держать всех вампиров под контролем, как и оберегать людей, защищаться от них же.

— Но я не хочу называться так, как они. Не хочу. Я не такой. Они всегда были и будут ублюдками, а я нет.

— Ты такой же, как и они. Ты тоже убивал, Томaс. По незнанию или по неосторожности, или по ещё какой-то причине. Они так же убивали. Но сейчас ты никого не убиваешь, как и они. Время изменилось, и жить прошлым это заведомо глупый выбор. Я не призываю тебя обнаружить себя, а лишь прошу перестать скрываться хотя бы от самого себя, оттого что ты вампир, и внутри тебя есть тьма. Это нормально для такого, как ты.

Томaс переводит на меня напряжённый взгляд.

— Их много? Вампиров вокруг тебя?

— Очень. Стан вампир и его отец тоже, есть ещё Совет. И много других вампиров везде, тот же Сав, он тоже полукровка. Но о нём знают, и он выбрал путь отшельника. Его никто не трогает. В последнее время я живу с людьми из-за своей болезни. Никто не убил меня, никто не принуждает меня, стать такой же, потому что… я…

Я должна сказать ему. Должна сказать Томaсу о том, что я вампир.

— Ты слишком много знаешь о них, и тебя защищает Стан. Ты его фамильяр, — заканчивает за меня Томaс. — Я знаю, что вампиры подавляют волю людей, обещая им обращение, а на самом деле только пользуются ими.

— Это не так. Боже, Томaс, это совсем не так, — смеюсь я, мотая головой. — Это не так. Я не фамильяр Стана, и уж точно он не может приказывать мне, как жить. Я не отрицаю, что вампиры до сих пор пользуются услугами фамильяров и, действительно, их обманывают. Но если человек придёт к другому вампиру и попросит защиты, справедливости и наказания для обманщика, то его наказывают.

— Если всё так хорошо, то почему ты до сих пор не вампир, Флорина? Ты умная и сообразительная, давно живёшь среди них и легко общаешься с ними, но ты не вампир.

— Томaс, я… это сложно. Я заболела, и это даже обрадовало меня. Я хотела умереть. Последние годы я жила совершенно бесполезно. Я давно уже была мертва. Но сейчас… сейчас я опасаюсь, что у меня слишком мало времени для того, чтобы помочь тебе.

— Мне? Я не умираю, Флорина. Ты умираешь. Я, вообще, умереть не могу, — мрачно произносит Томaс. — А я пробовал. Говорили, что если отрубить голову, то вампир умирает. Это неправда. Я жив. Я был на гильотине, и мне отрубили голову. Но моя голова вернулась на место, её, как магнитом притянуло обратно, и я снова ожил. Я отрубал себе части тела. Я был на нескольких войнах и всё никак не умру. Я даже травил себя. Ничего.

Мой рот приоткрывается от шока. Это невозможно. Это просто невозможно. Вампиры умирают, я это видела своими глазами.

— Даже однажды, во время войны, я наступил на бомбу, меня разорвало в клочья, но потом я открыл глаза и нашёл себя голым, снова живым среди мёртвых и гниющих людских трупов.

Во все глаза смотрю на Томaса. Я знала, что он древний вампир с чистой кровью. Но о том, чтобы иметь возможность собирать себя по кусочкам, я слышу впервые.

— Я пугаю тебя? — спрашивая, Томaс напряжённо смотрит на меня.

— Нет, удивляешь ещё больше. Я не слышала таких историй, а слышала и видела уже многое. Сколько тебе лет, Томaс?

— Я не знаю. Понятия не имею.

— Как так? У каждого вампира есть возраст. Когда ты родился?

— Я не знаю. Отец никогда не говорил об этом. Моя память начинается с момента, когда я был похож на пятилетнего ребёнка, и это был одиннадцатый век.

Охренеть. Выходит, что он даже старше моих родителей. Чёрт.

— Но я слышал, что говорили обо мне в клане. Я был не таким, как все. Я был больше мёртвым, чем живым. Они говорили, что я слишком долго нахожусь в одном возрасте, дольше, чем такие же, как и я.