Меня вдруг отпустило, и дико захотелось жрать. Но — воин я или не воин, в конце концов?

Я помог Ичину упаковать и вынести наружу мясо, развешенное на длинной палке над очагом. И даже не взглянул потом в сторону кострища, где так и остались стоять котлы с бараниной.

Обрядовая пища — она и для духов. Её мы брать с собой не стали.

Ещё в аиле имелся здоровенный котёл с деревянной крышкой. И приспособы к нему, смутно напомнившие мне примитивный самогонный аппарат.

Но котёл был слишком тяжёл, и мы не стали его вытаскивать. Пропадай самогоноварение!

Когда я вытащил все мешки, к нам подскочили Истэчи и парень постарше. Помогли распределить ношу между барсами.

— Уходим! — крикнул шаман.

Воины, нагруженные нехитрым скарбом, уже потянулись к охотничьей тропе.

Нам надо было дойти до волчьего лога, покликать зверей, улетевших отъедаться. А не найдём сразу — так оставить в логу дозорных. И тогда уже можно будет искать временное укрытие.

Ичин и совсем седой воин заспорили, кого оставить наблюдать за покинутым лагерем.

Мы должны были убедиться, что наши опасения не напрасны.

Если на лагерь никто не нападёт — то для меня и Ичина это будут серьёзные репутационные риски. А шаман был ранен и вряд ли мог отстоять в бою своё право руководить барсами.

Я не очень верил, что дойдёт до вооружённого противостояния. Мерген был мёртв, земля ему стекловатой, а других недовольных я пока не заметил. Если, конечно, не произойдёт какой-нибудь форс-минор.

Седой воин всё махал руками, что-то доказывая Ичину. Старый барс, как я понял, возглавлял одну из дюжин бойцов. Ещё двое таких же «старших сержантов» — погибли в сражении. Здесь начальникам положено было биться в первых рядах, как комиссарам.

Я покосился на Ичина, но тот держался молодцом, не показывая слабости. Он слушал седого без нерва, спокойно настаивал на своём. И воин смирился в конце концов.

Седой настаивал, что караулить должны всадники на волках, чтобы побыстрее донести потом вести до основного отряда.

Но волков у нас и без того осталось немного. А вырастить зверя под седока непросто. И Ичин оставил наблюдать двоих пеших, что потеряли своих волков.

Часть оружия мы спрятали в овраге, а потому шагали по тропе быстро. И спохватился я, когда отошли уже километров на пять.

Глянул на солнце, когда выбрались на опушку, вспомнил, что надо бы покормить Бурку, и выругался от всей широты русской души:

— Ну… твою мать!

Ичин, мы с ним шли замыкающими, остановился в недоумении.

— Бурка же! — пояснил я. — Там же Бурка остался!

Последние события напрочь выбили меня из памяти.

Я, зная, что в аиле, где ночевал, ничего моего нету (и нож, амулет и мешок колдуна я откопал и забрал сразу) — даже не подошёл к негостеприимному жилищу. Забыл про раненого волка! Бросил бедного зверя!

— Мне придётся вернуться! — объявил я шаману.

— И я с тобой, — оживился Истэчи, возникая рядом, как суслик из норы. Этот шустрый бегал туда-сюда — то в голову колонны, то в хвост. — Ты один не найдёшь потом волчьего лога! Заблудишься!

Истэчи был прав: я не знал тайных местечек барсов. Пришлось соглашаться на болтливого спутника.

Объявил шаману, что обернусь быстро. Пусть ждут в логу, там всё равно придётся устроить привал.

А мы с Истэчи оттащим Бурку с территории лагеря и спрячем в овраге. И бегом обратно. Прямо мухой: одна нога здесь — другая там.

Ну и мы ломанулись назад по тропе, как два лося.

Истэчи, как только барсы скрылись из глаз, сунул мне на бегу полосу вяленого мяса.

— Так нельзя же! — возмутился я.

Мне и так постоянно приходилось нарушать местные порядки. Нужно было хотя бы формально придерживаться обрядов. А то накопится отторжение в коллективе — никакие победы над демонами не спасут.

В жизни же как: пусть ты совсем иной веры — не так уж и страшно, главное, чтобы стрелял в нужную сторону. А вот если отказался выпить с парнями…

— Так ведь не видит никто — рассмеялся приятель. — Значит — хорошо. Только Тенгри свидетель. — Он кивнул на небо. — А Тенгри — хороший бог, он простит. Это же он захотел, чтобы я прихватил с собой такой хороший длинный кусок!

Дальше я упираться не стал. Раз виноват Тенгри, то где мне, безбожнику, спорить с богами?

Давясь смехом, я впился зубами в мясо и заспешил по тропинке, разжёвывая на бегу жёсткие сухие волокна.

Как вкусно! Господи, это же вонючая дрянная баранина! Дома бы — ни за что жрать не стал! Какой аромат! М-ммм…