Мой член напрягается и пульсирует в моем кулаке, и я едва успеваю дойти до ванной, чтобы наклониться над раковиной, проводя по нему рукой сильно и быстро, когда моя спина выгибается дугой, а пальцы ног поджимаются. Я сильно кончаю, воспоминание о Саше живо всплывает в моей голове, когда я представляю, как вместо этого наполняю ее своей спермой, глубоко погружаюсь в нее, когда она умоляет меня об этом, умоляет меня наполнить ее, и я кончаю снова и снова, чувствуя, как моя душа вытягивается через мой член с жаждущей интенсивностью оргазма.

Я переворачиваюсь на спину, когда все заканчивается, хватаюсь за края столешницы и отпускаю свой все еще твердый член, мое тело содрогается от последних толчков глухого удовольствия, которое оставляет мне очень мало удовлетворения. Я хочу не только оргазма, но и Саши, и воспоминаний о ней недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. И если она уйдет от меня, когда все это будет сделано, это все, что у меня когда-либо будет.

Саша была моей первой и останется единственной.

Независимо от того, захочет она остаться со мной или нет, она будет моей единственной навсегда.

13

САША

Я снова в кабинете в особняке Агости, темное дерево письменного стола холодит мне спину, моя кожа такая горячая и раскрасневшаяся. Я чувствую себя хорошо, невероятно хорошо. Его руки, его рот скользят по моей коже, дразня все те места, к которым мне больше всего нравятся прикосновения, его губы и зубы пощипывают чувствительную плоть моего горла, его руки обхватывают мою грудь, сжимая и пощипывая. Я выгибаюсь, желая его, желая большего, и он дает мне это.

Его губы на моем животе, тянутся вниз, туда, где я горячая, влажная и изнывающая, нуждаясь в нем так, как никогда не думала, что смогу. Мои пальцы запутались в его вьющихся темных волосах, притягивая его ближе и толкая вниз, мои бедра обхватили его голову, в то время как его язык легко скользит по моим складочкам, касаясь плоти, такой чувствительной, что я ощущаю, как по моей коже пробегает электрический разряд.

Мой клитор пульсирует, набухает и жаждет. Когда он, наконец, проводит по нему языком, я вскрикиваю, все мое тело содрогается от этого ощущения. Его руки раздвигают мои бедра, раздвигая меня, раскрывая для него, как цветок, и я с радостью позволяю им распуститься.

Я разваливаюсь на части, растворяюсь, таю под его прикосновениями и языком. Его губы обхватывают мой клитор, посасывая, его язык порхает по клитору, его пальцы проникают в меня. Я опустошена, сжимаюсь вокруг него, желая большего. Я хочу его член, я хотела бы, чтобы у него был какой-нибудь способ трахать и лизать меня одновременно. Я хочу его всего, абсолютно, и мои бедра опускаются на его пальцы, когда он проводит языком по моему клитору, подталкивая меня так близко к краю, что я цепляюсь за него, почти боясь переступить через край. Я знаю, насколько интенсивным это будет, как приятно это ощущать, как только он может заставить меня кончить, и я жажду этого так же сильно, как и боюсь.

Это не мешает мне умолять об этом.

— Пожалуйста, Макс… — я выкрикиваю его имя, прижимаясь к его лицу. — Пожалуйста, заставь меня кончить, пожалуйста, пожалуйста, мне это нужно…

Он засовывает пальцы глубже, загибая их, порхая языком по моему пульсирующему клитору, и на волне сокрушительного удовольствия я…

Я рывком просыпаюсь на жесткой койке, дрожа и до глубины души тоскуя по Максу. Тепло сна все еще остается на моей коже, заставляя меня раскраснеться на холодном воздухе, и я чувствую, какая я мокрая. Я сжимаю бедра вместе, отчаянно надеясь, что не вскрикнула и не застонала во сне, и обхватываю себя руками, медленно садясь, борясь со слезами.

Я хочу вернуться в свой сон. Я хочу вернуться к Максу, разложиться вся на его столе для его удовольствия и моего, погрузиться в то, что мне никогда не принадлежало, чтобы хранить. Это похоже на то, что случилось с кем-то другим, таким далеким, что я не могу вспомнить, каково это было, чтобы это было реально. У меня никогда этого больше не будет, умру я здесь или нет. Макс мертв, и реальность этого снова поражает меня, как удар под дых, когда я крепче обхватываю руками живот, содрогаясь от переполняющих меня эмоций.

Я должна была умереть сегодня. Я до сих пор не до конца смирилась с тем фактом, что я этого не сделала. Что часы моего существования сейчас остановлены, застряли и ждут, когда Обеленский закончит то, что он начал.

Мертвая женщина еще ходит или, в моем случае, сидит.

Пузырь истерического смеха срывается с моих губ. Когда я вглядываюсь в тусклый желтый свет за моей камерой, и внезапно осознаю, что там стоит силуэт. Я отскакиваю назад, мое сердце бешено колотится, когда я забираюсь обратно на койку. В этот момент фигура выходит на свет, ближе к решетке, и я с холодным ужасом понимаю, что это та же самая женщина, которая ворвалась в комнату сегодня утром.