Словно поняв, о чем я думаю, гвардейцы разошлись так, что преодолеть их шеренгу стало невозможно.

Вздохнула, опустив голову, и в бессильной злобе сжала кулаки. Досада наполнила меня и, кажется, готова была вылиться через край. Мне ведь оставалось совсем немного! Я должна была рассказать Дэю о карте! Иначе пожар и все, что произошло сегодня, было зря!

Сорвалась вперед, пытаясь протиснуться между двумя крайними стражами, и мне это почти удалось, но один из них в последний момент ухватил меня за плечо и, развернув, вывернул руку за спину так, что я, непривыкшая к такому обращению, вскрикнула от боли.

— Я же сказал, не торопись, — все с тем же видимым спокойствием произнес Учитель.

И я поняла, что он неспроста оказался здесь в этот момент, да еще и в компании стражей из замковой гвардии. Он знал или, по крайней мере, догадывался о моем побеге.

— За мной, — добавил он и двинулся вверх по лестнице, в то время как второй гвардеец вывернул вторую мою руку за спину.

Согласно этикету и правилам, я должна была ответить «да, Учитель» на каждую из его команд. Но сейчас мне было не до соблюдения условностей. Меня переполняла уйма противоречивых эмоций и, не зная, что же предпринять, ведомая гвардейцами, я послушно переставляла ноги и шагала вверх по лестнице.

Мои спутники сохраняли давящее молчание. Тишину нарушал лишь шорох наших шагов, и мое сердитое сопение. От сопровождающих пахло гарью, а рукав мантии Учителя, кажется, слегка обгорел. Мне бы пожалеть их, ведь пожар — моя идея, но жалости я в себе не нашла. Вместо этого чувствовала щемящую досаду, граничащую с отчаянием.

Тяжело было смириться с тем, что мой побег теперь уже точно не состоится и это, как оказалось, не самое худшее из известий. Все эти новости метались в моей голове вместе с тысячей безответных вопросов как светлячки, пойманные в банку.

Интересно, Дэй еще ждал меня? Или понял, что я не приду и ушел? Кто же теперь сможет помочь ему найти меч? Может мне все-таки удастся вырваться?

В тишине мы приблизились к кабинету Учителя, прямо напротив библиотеки, из которой я не так давно выбежала, не зная, как скоро придется вернуться назад.

Высокая деревянная дверь была заперта на замок и Учитель неторопливо отпер ее одним из ключей, висящим в связке на его поясе.

— Останьтесь у входа, — велел он гвардейцам, входя в кабинет, и те, подчиняясь приказу, легонько подтолкнули меня внутрь, с тихим щелчком закрыв за мной дверь.

Я потерла затекшие от неудобного положения руки, отметив, что кончики пальцев неприятно покалывало. Огляделась вокруг.

Кабинет был небольшим и значительную его часть занимал овальный стол, так же, как и в библиотеке, заваленный документами и книгами. Пара книжных стеллажей по обеим сторонам от стола, два высоких кованых подсвечника с хрустальными подвесками и четыре мягких кресла — вот и все, что здесь находилось.

С неудовольствием обратила внимание на то, что на столе аккуратным рядком стояли три флакона с эликсиром забвения. Эту мутно-зеленую жидкость я бы ни с чем не спутала. Скривилась, потому что во рту, при взгляде на бутыльки, сам собой возник, приевшийся за столько лет, кисловатый привкус эликсира.

Учитель обошел стол, оказавшись прямо напротив, оперся о столешницу обеими руками и пристально вгляделся в мое лицо. Его невозмутимое спокойствие раздражало. Я ожидала от него любого провокационного вопроса, но никак не:

— Тебе помогала мать? — Его внимательный взгляд, казалось, видел меня насквозь, пытаясь определить: солгу я в ответ или все-таки скажу правду.

Я же не сумела скрыть эмоции: от удивления брови поднялись сами собой.

Дело в том, что никто из Следующих не знал своих родителей. Просто не помнил с тех пор, как нас пятерых годовалыми детьми разместили в пяти разных замках, рассыпанных в землях Терра Арссе. И нам не положено было общаться с кем-то, помимо Учителей. А тут на тебе — мать. А что не отец? Или король? Или Гхара? Или королевская видящая Эмирата собственной персоной? Очень интересно.

— Мать?! — Через некоторое время ошалело переспросила я, растерявшись, не зная даже, что и ответить. — Вам прекрасно известно, что я не знаю ничего о своей семье и, если вы знаете что-то и соизволите мне рассказать — буду премного благодарна, — скрыть сарказм все же не удалось.

Неприятное покалывание в пальцах усилилось, но в свете последних новостей не хотелось на него отвлекаться.

Сунула руки в карманы платья, и нащупала в складках ткани какой-то клочок бумаги. Попыталась вспомнить, что там может быть, и, поняв, тут же выдернула из карманов руки. Не желала, чтобы кто-то знал об этом листке. Он являлся еще одним моим сокровищем. Даже если вскоре я забуду о том, что означал тот рисунок черным угольком на клочке пожелтевшей бумаги.

Начала нервничать еще больше. Пальцы закололо сильнее, до неприятного зуда и боли.

Учитель так же как и я вскинул брови и пробормотал:

— Не врешь. А кто тогда? — Но вдруг он заметил, что я сжимаю одной рукой пальцы другой и прищурился, склонив голову на бок. Осторожно спросил: — Что-то чувствуешь?

— Покалывание в пальцах, — неприязненно поморщившись, ответила я, пожав плечами. — У меня, пожалуй, тоже есть к вам вопросы…

Учитель не дал мне договорить. Его взгляд после моего ответа сразу стал настороженным и обеспокоенным.