Мэк уже заматывался в шарф, как вдруг дверь каморки распахнулась и на пороге возник Боров. Мальчишка отпрянул к кровати и съежился. Наступил час расплаты за дерзость. Но почему так быстро?!

– Проси прощения, дрянь! – гавкнул Боров, потрясая ремнем.

Мэк сглотнул и попятился вдоль кровати. Вдруг удастся прошмыгнуть у Борова под мышкой! Но каморка была слишком мала, и едва Мэдиан отступил от кровати, как оказался в опасной близости от мэра. О’Доннелл сгреб мальчишку за волосы и протянул ремнем вдоль спины:

– Проси прощения, ублюдок!

Мэк пронзительно вскрикнул, извернулся в крепкой хватке мэра и уставился ему в лицо. О’Доннелл замер, его зрачки расширились, и следующий удар он нанес себе по физиономии.

Издав вопль, похожий на рев разъяренного быка, мэр выпустил Мэдиана и еще раз врезал себе ремнем по лицу. Из разбитого носа и губ на рубашку мэра хлынула кровь. Свирепо, но неразборчиво мыча, Боров надвинулся на Мэка, но тот опрокинул ему под ноги стул и опрометью выскочил из комнатки. Виски снова запульсировали от боли, голова закружилась, однако мальчик, не обращая на это внимания, ринулся вниз по лестнице, домчался до парадной двери и был таков.

Мэк смог остановиться, только когда добежал до конца Бернтал-роуд. Он уперся руками в колени, тяжело переводя дух и хватая ртом морозный воздух. Впереди высились ажурные кованые ворота, ведущие в парк, за ними чернели деревья – в темноте парк был похож на настоящий лес.

Было еще не очень поздно, и Мэдиан решил пройтись сквозь парк к Кинтагелу – старому кварталу с красивым храмом и аллеями, запорошенными снегом. Мэк никогда не боялся ни темноты, ни мрачно выглядящего парка, ни настоящего леса. Они как будто притягивали его, обещая что-то интересное и таинственное, а уж на озеро Уир Мэк мог смотреть часами. Темная гладь воды манила мальчика так сильно, что иногда ему казалось, будто он слышит в плеске волн голоса.

Именно поэтому миссис О’Доннелл запретила ему прогулки к озеру, если только не в «кругу семьи», и всегда после таких прогулок она отправляла его молиться. Мэк фыркнул. Он молился больше, чем все члены семьи О’Доннелл вместе взятые.

Мысль о том, что рано или поздно в этот «круг семьи» придется вернуться, мальчика не радовала, а потому он решил подумать об этом позже и шагнул к ограде парка. Вдруг навстречу Мэку из тени выскользнул огромный черный кот с ярко-синими глазами. Мэдиан восхищенно выдохнул и присел на корточки, надеясь, что котяра подойдет ближе и позволит себя погладить.

Это был пушистый кот с длинным пышным хвостом, кисточками на больших ушах, густыми усами и мордой, похожей на львиную. Черная шесть без единого белого волоска сливалась с тенями под аркой ворот. Кот пристально смотрел на мальчика, чуть покачивая кончиком гордо задранного хвоста.

– Привет, мистер Большие Уши, – сказал Мэк, голос чуть осип на морозе. – Что это вы тут делаете и куда идете в такой холодный вечер?

Кот повел усами и приблизился к Мэку. С важным видом он обнюхал ботинки мальчика, дважды обошел его по кругу и наконец соизволил потереться боком о его ногу. Мэдиан наклонился и погладил кота по спине – в ответ раздалось басовитое мурлыканье.

– Составите мне компанию, мистер Большие Уши?

Поразмыслив, кот не стал отказываться от предложения и пошел рядом с Мэком. Кошки, впрочем, всегда отлично с ним ладили, в отличие от собак и лошадей. В конюшню мэра Мэдиан даже не совался, да и конюхи его не любили.

В парке его окружила со всех сторон уютная темнота. Над расчищенными дорожками нависал ажурный купол ветвей, сугробы казались мягкими горами меха, словно под кустами и деревьями спали, свернувшись клубками, неведомые звери. Дорожки были выложены забавными разноцветными кругляшами – Мэк знал их все наизусть, исследуя узоры, вьющиеся под ногами.

Он шел по аллеям, понемногу успокаиваясь. Было тихо и безлюдно, но даже когда парк был полон народу, мальчику нравилось гулять здесь, тем более что тут всегда можно было найти укромный уголок, чтобы посидеть с книжкой или послушать шепот деревьев, высасывая сладкий нектар из цветов крапивы. В парке Мэк пропадал целыми днями, когда удавалось удрать от зануд-священников, готовящих будущего семинариста к пожизненному замаливанию грехов. Деревья и кусты прятали его от посторонних глаз так, что кругом оставались только зелень, шелест и прохладная тень.

Мэк ненадолго остановился перед фонтаном, который не работал и был весь усыпан снегом, как пирог Пэтси – сахарной пудрой. По белому искрящемуся покрову вились тени ветвей, сплетаясь в сложный узор, и мальчик завороженно наблюдал, как меняется сиреневое кружево от каждого вздоха зимнего ветра, присыпающего фонтан новыми снежными блестками.

Мэк поежился и чихнул. Мысль о возвращении к О’Доннеллам вызывала отвращение и страх. Они потребуют, чтобы мальчик каялся и просил прощения. А потом, конечно, сеанс «воспитания» от Борова…