Он вздохнул и мягко произнес:

— С древних времен процветание идет рука об руку с упадком, а успех рука об руку с неудачей. Разве такие заклинатели, как мы, не должны это понимать? В конце концов, разве мы не боремся с кармическим циклом ради достижения Великого Дао и обретения бессмертия? Разве мы не стремимся избежать страданий смертной жизни? Тун Жу, небеса даровали тебе великие таланты. Ты смог пройти дальше, чем другие. Будь то твоя семья или члены твоего клана, все они — это то, что связывает тебя с бренным миром, а, следовательно, все они лишь иллюзия. Ты должен избавиться от всего этого. Не стоит заблуждаться.

— Я не могу.

Сюй Инчжи перебил его:

— Желать человека — значит упорствовать в своих заблуждениях. Кого ты желаешь всей своей душой?

Тун Жу отвернулся, силясь избежать его взгляда. Но мгновение спустя он спросил:

— Если однажды ты увидишь, что твоя жизнь подходит к концу, сможешь ли ты также легко сказать: «Связи с этим бренным миром должны быть разорваны»?

— Нет никакой разницы между грибом и цикадой, червяком и мной. Разве это не смешно — обижаться на судьбу? — произнес Сюй Инчжи, совершенно не изменившись в лице.

Наблюдавший со стороны Янь Чжэнмин заметил, что для владыки башни Красной птицы не было никакой разницы между тем, чтобы быть живым или же превратиться в каменную статую. В его глазах ничто в мире не имело значения. Для него все казалось обыденным. Он ввязывался в такие дела лишь потому, что у него было слишком много свободного времени.

Хотя, если говорить об этом…

Во все времена, под вечным небом, имели ли значение расцвет и падение одной страны?

В целом свете, среди множества людей, так ли важны были жизнь и смерть отдельного человека?

Сюй Инчжи не ошибся. Все понимали эту простую истину. Однако в маленьком, постоянно меняющемся мире, от отдельного человека и его семьи до целой нации, кто не старался заботиться о «мелочах»? По сравнению с вечностью, все эти жизни и смерти, встречи и расставания, любовь и ненависть значили не больше, чем волны на море и белый цветок, недостойный упоминания.

Однако разве переживавший все это человек не страдал от душераздирающей боли?

До тех пор, пока его глаза могли видеть, он мог смотреть на, внушавший благоговейный трепет, бесконечный пейзаж, полный гор и рек. Но, поднявшись на самую вершину и стоя среди облаков, мог ли он точно сказать, где находится?

Янь Чжэнмин раздраженно сморщился и попытался придумать, как сбежать из этого странного места, но угол обзора снова изменился. Его старший наставник, Тун Жу, встал и произнес:

— Ты ошибаешься. Бесчисленные поколения пытались достичь бессмертия, но кто из них преуспел? Рано или поздно жизнь подойдет к концу. Я похож на муравья, но я же и отличаюсь от них. И я и муравьи, мы рождаемся утром, а умираем в сумерках. Однако, когда-нибудь все они станут глиной под ногами, но даже если мое тело умрет, моя душа станет частью родословной горы Фуяо. До тех пор, пока наследие моего клана живет, родословная Фуяо не прервется. Почему я должен стремиться к иллюзорному долголетию?

Сюй Инчжи понимал, что их пути совершенно разные. Все советы были бессмысленными.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, мне больше нечего тебе сказать. Но я действительно не смогу тебе помочь. То, что ты видел в тайном царстве трех существований, все равно произойдет. «Жизнь» клана Фуяо действительно подходит к концу. Что ты собираешься делать? С древних времен те, кто рисковал всем, в попытке бросить вызов воле небес, получали лишь противоположное тому, что хотели. Ты тоже хочешь пойти по этому пути, мой старый друг?

— Не забывай «Великий Путь» состоит из пятидесяти частей, а небесное прорицание открывает лишь сорок девять*. Ничто не совершенно, но всегда есть способ выжить. Я обязательно найду его.

Сказав это, мужчина повернулся, чтобы уйти.

Внезапно, Сюй Инчжи окликнул его:

— Подожди, Сяо Чунь...

Тун Жу остановился как вкопанный. Опустив голову, он лишь тихо вздохнул.

— Это не то, о чем ты думаешь.

— Тогда кто он для тебя? — спросил Сюй Инчжи.

— На протяжении многих лет Цзян Пэн лишь номинально был моим учеником. Зачастую, я даже не виделся с ним. Сяо Чунь мой единственный ученик. У меня нет никаких грязных мыслей насчет него. Просто…

Но вдруг, словно почувствовав, как бессмысленно объяснять все это постороннему, Тун Жу лишь слегка улыбнулся, а затем внезапно исчез.

Янь Чжэнмин ошеломленно промолчал.

Он ясно чувствовал безмерную усталость, поднимавшуюся в сердце его старшего наставника. Только один человек мог рассеять его тысячелетнее одиночество. Они так долго поддерживали друг друга, что их связь стала такой же глубокой, как Северное море. Стоило Тун Жу только взглянуть на этого человека, и в его сердце тут же расцветала весна.