– Как же это так получается?
– продолжал недоумевать хриплый голос. Вести плохие, а лейтенант только вчера в пивной говорил, что победа у нас уже, можно сказать, в кармане. Как же это получается?

– Там теперь такая мясорубка идет, - повторил другой, захваченный, видно, страшной картиной боев.
– Такая мясорубка идет там, недалеко от Волги.

– От Волги нас уже погнали, - продолжал мрачно злорадствовать третий.
– Погнали от Волги, на тысячу километров погнали. Погонят и дальше. А потом такого пинка дадут...

– Неужто на тысячу километров погнали и дальше погонят?
– Нотки беспокойства в хриплом голосе стали еще сильнее.
– Неужто еще дальше погонят?

– Из России гонят и отсюда погонят, - уверял третий, не отвечая. Отовсюду погонят.

– И чего ты радуешься?
– укоризненно спросил второй.
– Чего радуешься?

– Зло меня берет, зло, и больше ничего. Нам говорят, что мы мир весь покорили, а мы даже этот дурацкий мост на одну ночь без присмотра оставить не можем. А кому он нужен, этот мост?

– Как кому?
– возразил второй таким тоном, будто достоверно знал, кому мост нужен.
– Говорили же сегодня, что в лесу какие-то подозрительные люди бродят.

– Мало ли тут людей!

– Мужчин видели, - многозначительно напомнил собеседник.
– А откуда тут мужчинам быть? Беглецы, наверно. А то еще и партизаны даже.

– Партизаны! Скажешь тоже! Откуда тут партизанам быть? Это же не Россия.

– Россия не Россия, а партизаны тут тоже есть. Лейтенант вчера в пивной так и сказал, что Москва всем коммунистам приказ дала, чтобы везде немцам в спину стрелять, мосты взрывать, дороги портить и все такое.

– Коммунисты!
– недоверчиво повторил злорадствовавший.
– Откуда они тут? В городах раньше водились, да все перевелись. А в лесу...

Он осекся, не кончив. В темноте, явственно приближаясь, грузно шлепали сапоги или бутсы. Подбитые гвоздями, они задевали за металл шпал, издавая резкий, скребущий звук: скрык, скрык... Солдаты затопотали, вскакивая, и выжидательно замолчали.

Подошедший, судя по голосу, был моложе. Он начальственно осведомился, как тут у них, на что последовал торопливо-услужливый ответ, что тут, слава богу, все в порядке. Начальственный голос предупредил, чтобы были начеку и смотрели в оба, и подчиненные с той же готовностью заверили, что они начеку и будут смотреть в оба. Несколько смягчаясь, начальник спросил, нет ли у кого папиросы, и руки поспешно зашарили в карманах. Вспыхнувшая спичка тут же спряталась в большой пригоршне. Вырвавшийся из нее свет ударил в костлявое лицо с тяжелым подбородком, который подпирался стоячим воротником со знаками СС.

До этой секунды уничтожение поста представлялось нам только необходимостью. Тяжелой, опасной и неприятной необходимостью. Мы не испытывали к этим пожилым немцам ни особой вражды, ни ненависти. Они были лишь препятствием нашему замыслу, которое следовало устранить. И невольно подслушанный разговор делал задачу еще неприятнее. Но появление рядом эсэсовца - врага, которого мы ненавидели до бешенства, до отвращения, подействовало на нас, как удар молнии. И, хотя разумнее было бы подождать, когда уйдет молодой и сильный эсэсовец, все четверо, точно подброшенные одной пружиной, вскочили на ноги и ринулись вперед.

Семь-восемь шагов, которые разделяли нас, были покрыты в несколько секунд. Мы свалились на немцев так неожиданно, что эсэсовец скорее с любопытством, чем с тревогой выкрикнул:

– Вэр ист да?
– Кто тут?

– Да зинт вир, - негромко, но с кипящим ожесточением ответил Устругов по-немецки и обрушил на голову охранника приклад автомата. Сбив его с ног, Георгий продолжал гвоздить эсэсовца, повторяя, однако, по-русски: - Тут мы, тут мы. Гробокопатель... мы, мы...

Эсэсовец был мало похож на Гробокопателя, который пробовал свои кулаки на Устругове, но мой друг увидел в нем своего мучителя. Он продолжал молотить охранника, не замечая, что схватка уже кончилась и рядом с убитым эсэсовцем лежали утихнувшие навсегда фольксштурмисты. Стажинский поймал Георгия за плечо. Тот выпрямился, тяжело дыша.

– А в могилу все-таки, Гробокопатель, не ты меня, а я тебя загнал, пробормотал он, - не ты, а я... я...

– Да это же не Гробокопатель, - поправил Стажинский, покоробленный очевидной ошибкой.
– Гробокопатель - широкоплечий, большерукий, а этот...

– Гробокопатель это, - упрямо повторил Устругов, повышая голос. Гробокопатель... Мне-то лучше знать...

Поймав руку поляка, я пожал ее.

– Возможно, Гробокопатель, - сказал тот, правильно поняв пожатие, даже вероятно Гробокопатель...

И тут Устругов вдруг странно хихикнул, потом ожесточенно выругался и сплюнул.

– Черт с ним! Гробокопатель или не Гробокопатель, одним мерзавцем все равно меньше стало...

Мы послали Лободу за теми, кто ждал внизу, у насыпи. И пока они лезли вверх, падая и чертыхаясь, мы сбросили убитых с полотна. Георгий и я стали у ворот в колючей ограде, чтобы помочь партизанам не потеряться во тьме.

– Шагов десять вперед и влево вниз, - тихо говорили мы идущим мимо. Влево и вниз.

– Зачем вниз?
– переспросил Деркач.
– С насыпи атаковать барак легче.