– Я было подумал, что вы заблудились!
– громко провозгласил он и широко оскалился.
– Милости просим на наш огонек!

Другую такую беловолосую гориллу еще поискать и спутать с кем-то невозможно. Эффектно появился на сцене, ничего не скажешь. Но аплодисментов этот артист не дождался, не нашлось у него среди нас поклонников.

– Что за муфлон?
– громко и пренебрежительно вопросил Сашка, которому мешали смотреть искры от пылающего костра.

– Серый Эмунд. Не узнал что ли?

– Не-а.

– Значит скоро богатым станет, - философски пожал я плечами.
– Или не станет.

Из темных недр хозблоков как мотыльки на свет вынырнули четверо. По двое с каждой стороны подворья. Рослые, в железных нагрудниках поверх кольчужных рубах, в тускло блестящих шлемах, похожих на старые мотоциклетные "пол-яйца". Каждый прижимал к груди круглый щит с оковкой по краю и выпуклой металлической центральной частью, в свободной руке у кого короткое копье, у кого топор. У прохода в плетне появилась идентичная двоица и заслонила путь к бегству. Выражение лиц всех присутствующих поделилось пополам, на растерянное и на выжидающее. Неровные пятна огненного света играли на ликах людей, потрескивал в тишине костер, ветерок шепеляво перебирал листья вязов.

Кто-то из этих деятелей как поросенка выпотрошил Криню.

Приехали...

Если переиначить название одного из знаменитых шедевров художника Репина, на котором он мастерски изобразил неожиданное возвращение в отчий дом какого-то мужика (по виду - сущего урки), то данную композицию можно смело назвать - «Нас ждали». Говорящее название со всеми вытекающими.

Я быстро окинул взглядом сумрак над крышами клетей и сараев. Лучников там не видать и то хорошо, если что-то может быть хорошего в нашем щекотливом положении.

– Поражаюсь твоей живучести, Шибай!
– все так же громко проговорил Эмунд, сложив руки на мощной, затянутой кожей и железом груди.

– Сам поражен не меньше твоего, - живо откликнулся усач.
– Но, знаешь, на сей раз я был довольно близок к Кромке.

– Все дело в родственных чувствах, - знающим тоном заявил с крыльца Серый.

– Никогда их не испытывал, - сказал как сплюнул Шибай.

– А я и не о тебе говорю. Насколько я понимаю, твои племянники тебя пожалели, хоть ты и уверял меня, что все продумал и до этого не дойдет.

– Дошло, как видишь. А все из за того, что твои люди упустили часть шайки Тихаря в лесу той ночью.

– А человек Тихаря взял да и выступил против тебя?

– Тихарь доверял ему и я понятия не имею какого рожна он творит, - Шибай глянул на меня и скривился.
– Видел бы ты как он свалил Сковильда, ни разу к нему не прикоснувшись. Грохот был такой, будто молния ударила в наковальню. Я даже слегка оглох. Оглох, но не ослеп и видел как все происходило. Надо признать, это было похоже на колдовство.

– Хочешь сказать он - колдун, кудесник?
– в голосе Серого Эмунда засквозил интерес.

– Хочу сказать, что со дна реки без сильной ворожбы не всплывают и не разят бывалого воина одним лишь громом. Хотя громов было несколько.
– Шибай шевельнул связанными руками.
– Скажи-ка, Эмунд, тебе удалось обнаружить лежбище нашего общего друга?

– Это было не трудно. Всегда найдется тот, кто знает ответы на правильно заданные вопросы. Всего-то стоит потянуть за нужную кишку.

– Тебе виднее, сам я не любитель ковыряться в чужой требухе. Может вы меня все-таки развяжете? Хочется уже прислонить куда-нибудь зад, посидеть, передохнуть.

– Садись где пожелаешь, веревка достаточно длинная, как мне кажется.

На этих словах Бур дернул за веревку упирающегося Шибая, привлекая его ближе к себе, точно хозяин непослушного пса.

– Что-то я тебя не понимаю, Серый, - досадливо крякнув, озадаченно признался Шибай.
– Ты на чьей стороне?

– На своей, Шибай. На своей. С кем с кем, а с самим собой договориться легче легкого.

Я вынужденно отдал должное Эмунду за отличное знание языка и правильное, без всякого акцента произношение. При нашей первой встрече в шалмане он все больше помалкивал, не дав шанса по достоинству оценить его лингвистические способности. По всей видимости, этот фрукт уже давненько пылит по Руси-матушке.

– Вы двое так и будете молотить языками?
– нетерпеливо воскликнул Бур, придирчиво проверил узлы на дядиных руках и вскинул голову на Эмунда: - Где Родим?

– Здешний войт?
– откликнулся скандинав.
– Да здесь он. И женщины его здесь. Харан, приведи!
– крикнул Эмунд в закрытую дверь дома, которая тут же распахнулась от сильного пинка. Эмунд посторонился, выпуская на свет костра пожилого дядьку в исподней рубахе, мятых портах, но с гордо выпрямленной спиной. За ним, боязливо тараща глаза, появилась молодка с распущенными, встрепанными волосами и тетка постарше в темном, сбитом набекрень платке на голове и плотно сжатыми узкими губами. Над плечом девки выглядывала голова с завязанными в высокий хвост рыжими волосами. На бородатой роже застыло хищное выражение профессионального убийцы готового на любую гнусность.