— Ты чего? — Она потянула его вперед.

— Ничего. Так. — Он сделал несколько неуверенных шагов и снова встал. — Настя, слушай. Давай раньше чем домой, в магазин зайдем.

— Зачем? — У нее внутри все напряглось.

— Ну зачем. Ты же понимаешь… ну. Насть… мне надо, честное слово. Мы… знаешь что, мы давая вместе по чуть-чуть, «капельку совсем. А, Малыш?

— Иди, — Ася резко выдернула руку, — давай, иди! Ну! Я тебя не держу. Хочешь, ещё и денег дам?

— Насть, не надо так. — Он хотел обнять её, но она отпрянула в сторону. — Ты не сердись. Я же… я все понимаю, но только немножко. Иначе…тяжело.

Ася смотрела на его поникшую фигуру, и ее охватывало гнетущее чувство безнадежности.

— Значит, магазин закрыли, говоришь?

— Да. То есть нет. Нет, конечно. Я сам виноват. Я, Насть, козел. — Алексей криво улыбнулся. — Бригадир наезжать стал, что перекур долгий. Нужно было мне промолчать…

— Нужно было, — со вздохом подтвердила Ася.

— А я… в общем… — Он развел руками.

— В общем, тебя уволили. В который раз?

— Насть, не надо. Зайдем лучше в магазин.

— Я же сказала, иди. Только один, без меня. И домой тоже.

— Ладно, — Алексей взял ее за руку, — не хочешь, как хочешь. Ни черта ты не понимаешь, потому что дура полосатая. Пошли.

Они зашли во двор, отперли подъезд, поднялись по лестнице.

Вид чисто убранного коридора погрузил Асю в уныние. Только позавчера она так тщательно мыла здесь все полы, заставила Алексея взять у соседей пылесос, пропылесосить мебель, вытряхнуть старенький палас, лежащий перед дверью. И зачем всё это?

Начинается то же, что было месяц назад.

Ася медленно сняла пальто, повесила его на вешалку. Алексей, не раздеваясь, прямо в ботинках прошагал в комнату и рухнул на диван.

— Так и будешь жить по-свински? — Она сощурилась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.

— Отстань.

— Давай я ужин приготовлю. Хочешь голубцы?

— Не хочу.

— Тогда ботинки сними. От них грязь.

— Плевать.

— Слушай, — Ася почувствовала, как от гнева у нее загорелись щёки, — может, мне лучше вообще уйти?

— Вали.

— Что ты сказал?

— Что слышала. — Алексей отвернулся к стене.

— Хорошо! — Она быстро вышла в коридор, надела пальто, дрожащими руками застегнула пуговицы. Со всего маху хлопнула дверью, спустилась на один пролет вниз и остановилась.

Постояла на площадке, рассеянно глядя на тусклую, закопченную лампочку. Потом медленно вернулась обратно. Прислушалась.

В квартире было тихо. Ася нерешительно потянула ручку на себя.

Алексей стоял у самого порога, прислонившись спиной к стене. Куртка лежала рядом на табурете, ботинки — под вешалкой.

Мгновение они буравили друг друга пристальным взглядом, затем Ася усмехнулась и зашла в прихожую.

— Как будто тебе пять лет.

— Ты на себя погляди. — Алексей закрыл дверь у нее за спиной. Помолчал немного, разглядывая выщербленный паркет. — Ладно, прости. Я не хотел тебя обижать.

Она вдруг заметила, что он дрожит.

— Тебе холодно?

— Немного.

В квартире действительно сифонило изо всех щелей.

— Пойдем чайник поставим. — Ася обняла Алексея за плечи.

Он снова был для нее как Степка: беспомощный, потерянный, несмотря на физическую силу и зрелый возраст. Просто не верилось, что от этой детской покорности до лютой ярости, сметающей все на своем пути, всего один шаг.

Она отвела его на кухню, поставила чайник, наскоро приготовила еду. Однако Алексей есть не стал.

Его трясло все сильней, не помогли ни два стакана горячего чая, ни таблетка валерьянки, которую заставила его выпить Ася.

— Тебе надо лечиться, Алеша. Ты болен, и очень серьезно. — Она снова обняла его, прижала к себе, тщетно пытаясь согреть, успокоить.

— А то я не лечился. Из-под Читы когда в Москву вернулся, жена меня два года по больницам таскала, все без толку.

— Так это давно было. Сейчас все по-другому, у мужа в клинике, например, новейшая аппаратура для диагностики, лекарства есть разные, сильнодействующие.

— Нс хватает мне еще лечиться у твоего мужа!

— Я не говорю, что обязательно у него. Но не помирать же.

— А хоть бы и помирать. — Алексей безнадежно махнул рукой. — Эх, Настька, средство только одно есть, проверенное, да ты не соглашаешься. Зря.

— Давай лучше ты заснешь. Утром станет лучше, вот увидишь. И выпить не будет хотеться. Л потом мы найдем новую работу. Давай, а? — Ася баюкала его, как ребенка, и говорила, говорила без умолку, стараясь не дать ему вставить ни слова.