— Ага! — сказала я. — Ага!

— Подскажите, возможно, вы знаете, мне нужна мастер артефактов Альгерда Ляха.

— А, — сказала я слабым голосом

— У нее международная лицензия, — продолжал эльф, — она, вероятно, великий человек, раз работает с эльфами.

— О, — сказала я, — наверное, потому что только великим людям воруют яблоки существа, легко прыгающие на четыре метра ввысь.

— Но я же сорвал вам яблоко, — сказал эльф.

— Поможете?

— Она переехала из Чистякова.

Выдавила я, сжала яблоко и побежала домой.

— Что? — спросил Отто, когда я положила перед ним на стол яблоко. Тебя мама учила, что нельзя воровать?

— Учила. А что ты натворила? В какую сумму нам это обойдется?

— Почему сразу натворила? — возмутилась я.

Если скажу, что эльфа заказчика потеряла, то отто меня прибьет.

— Просто подумала, меня мама тоже учила. Права была мама. Позорно это дело воровать.

Мужчина расслабленно лежал на кровати. Смуглая кожа под пробивающимися через окно лучами утреннего солнца казалась бархатистой, а капли пота на ней — росинками. Черные жесткие волосы, собранные в высокий хвост, разметались по подушке. Отдельные пряди выбились и прилипли к лбу и шее. широкие плечи, литые мускулы опытного воина, не чурающегося тяжелого физического труда, гибкое тело, дарящее наслаждение. Сидевшая рядом с мужчиной, девушка сглотнула, чувствуя, как в животе снова разгорается желание любиться с орком.

У нее был большой опыт, можно сказать, она коллекционировала любовников разных раз. Люди какие-то жадные на ласку, суетливые. Гномы, обстоятельные, неторопливые, зато никогда не оставят партнершу неудовлетворенной, словно во время любви отмечают в невидимом списке выполненные пункты. Эльфы трогательно застенчивые, робкие и тяжело переходят от слов к делу. Но орки действуют на все чувства сразу, доводя ощущения до максимума за короткий срок.

Однако после ночи с человеком можно рассчитывать на что-то существенное, типа хорошие должности родственнику. Гном никогда не откажет судить любовницу деньгами или помочь связями. Эльф задарит милыми и приятными вещицами, но орк это как ураган. Завертит, закружит, оставит обессиленной, но в руки не дастся, и на завтра вряд ли вспомнит лицо ночной подруги. Впрочем, любая из знакомых ей девушек была согласна на то, что любовник больше никогда с ней не поздоровается, потому что он оставит после себя такие воспоминания, которым можно придаваться ни одну неделю, не желая видеть рядом с собой никого больше.

Ее дыхание участилось, а во рту пересохло. Может быть, еще раз? Перед тем, как он уйдет, оставив после себя запах возбужденного мужского тела и пару длинных волосков на подушке на память, она осторожно прикоснулась к руке орка, провела пальцем по шелковистой коже, он открыл глаза и блеснул белозубой улыбкой.

— Что, крошка? — бархатистый баритон с легким акцентом пронзил ее тело, словно удар молнии сухое дерево, оставив после пылающее пламя. Орк окинул ее внимательным взглядом, потом прикинул время по солнечному свету и с сожалением сказал... — Нет, крошка, на сегодня все. Дела не ждут.

Он потянулся, гибко, с удовольствием, словно кот, спрыгнул с кровати, распустил волосы. Тяжелая черная волна обрушилась на спину, но тут же была подхвачена умелыми руками и безжалостно стянута в хвост. Быстро оделся и небрежно кивнул.

— Пока, крошка, еще увидимся.

— Не увидимся.

Орки возвращаются только к тем женщинам, которых считают своими.

Живка не любил человеческие кровати. Не потянуться толком, не увлечься, как следует, постельной игрой. Кровать неожиданно заканчивается, и больно начинается пол. Однако старейшины сердились, когда в общинный дом приводили девиц. И всем молодым оркам приходилось лишь мечтать о своих лежанках, просторных, усланных теплым и пушистым мехом.

Нет, конечно, на своей лежанке можно было спать, сколько захочешь, пока старейшина пинком ноги не намекнет тебе, что пора приступать к работе. Но - одному.

Он сидел в вольере и гладил Окко. Еще месяц, и у нее впервые будут щенки. Она лучшая, и на ее потомство уже выстроилась очередь. Сегодня нужно подвести баланс и отдать старейшинам положенные 20 процентов на клан.

На улице царила сырая слякоть. Живка такую погоду ненавидел и решил никуда в ближайшие дни не выходить.

— Живка! — около вольера приплясывал на морозе мальчишка Марко.

— Дай монету.

— Зачем тебе?

Живко лениво перевел взгляд с Марко на псов, обгрызающих мясо с костей.

— Девке куплю конфет.

—На своих баб сам зарабатывай.

—Живко, а я что-то такое знаю. Ты мне даже золотое не пожадничаешь.

Живко молча поднял бровь. Он никогда не против заплатить пронырливым мальчишкам за услуги. Старейшины держат подростка в черном теле, а Живка еще не забыл, каково это, когда тебе улыбается какая-нибудь девушка, а ты даже цветочек ей купить не можешь.