– Перед разными людьми я называлась разными именами, но среди них не было ни одного истинного. Однако ты рассказал мне правду, которую я желала услышать, и тебе я не солгу.

Она отступила назад, так и не коснувшись губами моей щеки.

Я улыбнулся, надеясь, что не успел стыдливо покраснеть.

– И каково же твое истинное имя?

На ее лице заиграла коварная кошачья ухмылка:

– Я сказала, что не солгу, однако назвать его не обещала.

Между нами, подобно удару молота, обрушилась тишина.

Я с трудом пытался подобрать подходящий ответ. Хитра…

– Видишь ли, поразительные героини любого сказания обязательно имеют имя, и имя не менее ошеломляющее, чем внешность. Могу я сам придумать, как тебя называть?

Она выгнула брови и с притворным удивлением посмотрела на меня через плечо:

– Вот, значит, кто я? Сказочная героиня? Ну что ж, пожалуйста.

Могу поклясться – уголки ее губ сложились в намеке на довольную улыбку, хотя меня могла ввести в заблуждение игра света.

– Каждый из нас – целая легенда. Тем не менее не все осознают свою значимость. Есть разные истории: кто был до нас, где мы сейчас находимся, куда направимся в будущем. Истории о жизнях, с которыми нам пришлось столкнуться, и о жизнях, что мы потеряли. Все мы – важнейшая субстанция мировой ткани. Есть ли в мире что-то более важное, чем история? А каждый из нас – ее значимая часть.

Она все еще стояла вполоборота ко мне, однако при этих словах подошла ближе.

– Милый мой сказитель! Когда ты так говоришь, у меня возникает опасение, что я в тебя вот-вот влюблюсь.

Я пошатнулся от ее признания, словно получив обухом по голове, и пришел в себя не сразу.

– О любви и влюбленных существует огромное количество сказаний.

– И среди них, без сомнения, немало романтических, – добавила певица.

И немало трагических – таких, что я даже и рассказать-то не посмею…

– Значит, ты называешь свое выступление пением? – Один из посетителей, пошатнувшись, встал из-за стола, продолжая бессвязно бормотать: – Женщина – существо приятное, как ни погляди. Спору нет. Мне бы такие титьки и такую задницу – у моих ног лежал бы весь мир. Но у меня нет ни того ни другого, – икнул остряк, – поэтому я покажу тебе, что значит петь!

Забияка снова качнулся на нетвердых ногах.

Я машинально ухватился за перила лестницы – так, что побелели ногти.

Положив руку мне на плечо, певица нежно сжала пальчики:

– Пусть его… Тысячу раз видела, как мужчина пытается в гневе отстоять мою честь. Обычно подобные сцены кончаются плохо для всех, кто в них участвует. А мне так не хотелось бы искать сегодня другое место для ночлега… – Она улыбнулась, и мое негодование растаяло без остатка. – Пусть споет. Для людей, подобных нам, даже интересно послушать, как непосвященный пробует силы в нашем ремесле.

Певица озорно подмигнула.

А ведь она права. Многие женщины чаще всего в итоге оказываются правы, однако опасно даже намекать им, что ты об этом знаешь.

Расслабившись, я облокотился на перила. Насладимся представлением профана.

Тот помялся, пытаясь привести в порядок «корону бедняка» – жалкий венчик волос вокруг лысины. Одет старик был в простую холщовую рубаху со штанами и очень напоминал выжившего из ума деда, незаметно улизнувшего из дома. Словом, персонаж из тех, к кому родители своим деткам прислушиваться не советуют.

Старик громко откашлялся, прочистив горло:

– Слушайте, и не говорите, что не слышали! Есть у меня отличная песня! – Он прищурился на толпу, словно ожидая ответа. Не дождавшись, пренебрежительно махнул рукой: – Мою песню вы точно захотите послушать. Может, она и не шибко длинна, зато тепла в ней хватает, как в твоем очаге, Дэннил! И это святая правда, такая же правда, что я лысый!

Певец потянул себя за жидкие пряди волос, вызвав в зале смешки, и продолжил:

– Поведаю вам историю о нем. О человеке, что знался с Шаен, самым прекрасным народом мира – не нашего мира, сражавшимся за любовь, за свою принцессу.

– Я расскажу вам, то есть спою, о человеке, который не был человеком. Он был больше чем человек. – Старик вновь икнул. – Расскажу, да. Герой моей песни имел свой собственный, невидимый другим огонь. Слушайте песнь о герое, омытом несмываемой кровью, герое, что мог подчинить своей воле небеса, заставить их выполнить любое желание, о человеке, что мог вызвать бурю и остановить Шаен!

Толпа замерла. Глиняные кувшины с напитками повисли в воздухе. Приподнятые кружки так и остались над столами. Люди сидели в нерешительности, опасаясь помешать рассказчику. Многие обменивались смущенными взглядами.