— Хороший вкус? — усмехнулся он. — Дайте мне пять минут с ней наедине, и она узнает, что такое «хороший вкус»…

Ярость пришла мгновенно. Джеймс вскочил и шагнул к Лонгшору, нависая, и вцепился бы ему в горло, если бы не Бренч, который так не вовремя возник между ними.

Джеймс смотрел на пижона, и ему хотелось убивать.

— Прикоснись к ней, и никто никогда не найдет твоих останков, — прошипел он.

Лонгшор таращился на него, испуганный. А Джеймс впервые благословил все те слухи, что ходили о нем по Лондону. Потому что его угроза — это действительно то, что имел в виду.

Представлять Логншора и Элоди наедине было подобно пытке. И если этот недоумок решит таким изощренным способом расстаться с жизнью, Джеймс поможет ему с великой радостью.

Страх расцветал на лице Лонгшора, а виконт тяжело дышал. Только руки Бренча удерживали Джеймса от кровопролития.

— Всё в порядке, Рочфорд, — пробормотал Бренч. — Энтони просто ведет себя, как осел. Он не собирается вредить репутации леди Элоди, верно?

Лонгшор медленно кивнул. Не то чтобы Джеймс был этим доволен.

— Совершенно верно, — прохрипел Лонгшор. — Это была лишь шутка, не более.

Джеймс вдохнул и выдохнул. Он сбросил с себя руки Бренча, чувствуя, как внутри него всё еще вскипает гнев. Но Элоди огорчится, если он устроит потасовку в ее доме, а это значит, ему нужно держать себя в руках.

— Проше прощения, — выплюнул он и стремительно направился прочь из гостиной.

Сейчас ему лучше оказаться подальше от Лонгшора, потому что он не был уверен, что не причинит ему вреда, если тот останется в поле его зрения.

Джеймса проводили самыми разными взглядами — от неприкрытого отвращения до глубокого уважения. Но теперь он не сомневался, что всем этим людям стало понятно — его чувства к Элоди куда глубже, чем их собственные. Может, хоть кто-то окажется достаточно умен, чтобы прекратить этот фарс и уехать, наконец, домой?

Он вылетел из гостиной и направился в библиотеку. Сейчас она казалось Джеймсу самым безопасным помещением в поместье. Книга — вот что ему нужно, чтобы отвлечься и скоротать время. Если он останется с другими холостяками, то либо выболтает правду, либо убьет одного из них.

Джеймс схватил с полки первый попавшийся том, и это оказалось «Путешествие Гулливера». Не самое желанное чтение, но что поделать!

Примерно через четверть часа дверь в библиотеку открылась с тихим скрипом, и Джеймс вздрогнул. Он повернулся, всем сердцем желая увидеть Элоди, но это была не она.

Оливия.

О Боже, это не сулит ничего хорошего.

Джеймс был совершенно один в библиотеке, а Оливия блокировала собой единственный выход. Что ж, на крайний случай, всегда есть окна…

— Надеюсь, я не помешала вам, милорд? — спросила Оливия бархатным голосом.

Его первым порывом было выпалить, что вообще-то она помешала. Что она мешала ему сегодня и всегда. Но он лишь безразлично пожал плечами, сдерживая панику.

— Я всего лишь перечитываю Свифта. Ничего важного. Я могу что-то для вас сделать, леди Коттон?

Ее лицо преобразилось враждебностью, и она подалась вперед. Отбросив всякие приличия, Оливия процедила сквозь зубы:

— Полагаю, ты сейчас очень горд собой, да?

Джеймс приподнял бровь.

— По поводу?

Как будто он не знал, что она имела в виду.

Оливия закатила глаза.

— По поводу того, что снова получил руку Элоди…

— О да, признаться, я очень доволен.

Оливия приблизилась, источая опасность. Джеймс отпрянул, выставив перед собой книгу Свифта, как щит.

— Ты можешь одурачить мою сестру, Джеймс Клифтон, — продолжила Оливия, — но тебе облапошить меня. Как только ты устанешь от Элоди и захочешь чего-то нового, то прибежишь к моим юбкам, но уверяю, тебе будут не рады.

На секунду виконт позабыл и свой гнев, и свой страх — осталось место только удивлению. Что эта женщина несет? Она явно о себе очень высокого мнения.

Он не удержался от короткого смешка, а потом покачал головой.

— Не переживайте, леди Коттон. Не думаю, что я когда-нибудь устану от Элоди, но даже если это случится, ваши юбки будут последним местом, где я стану искать утешения.

Оливия напряглась и покраснела.

— Кажется, тебе очень нравились мои юбки три года назад. Точнее, тебе нравилось видеть меня без них.