– - Я готов!
– - сказал рабочий.
– - Вы купили мою душу ценою, которую не оплатить никакими деньгами.

Директор засмеялся.

– - О, мы достаточно хорошо заплатим. Вы -- хороший рабочий и, конечно, отличный семьянин, но, все-таки, нельзя ценить себя так дорого.

Слух о предательстве рабочего быстро распространился среди забастовщиков. И только немногие пришли в негодование и еще тверже решили довести дело до конца. Большинство было слишком уже утомлено затянувшейся борьбой, чтобы негодовать. А были и такие, которые просто досадовали, что директор обратился не к ним. Они продали бы себя подешевле.

В понедельник, когда рабочий в первый раз после забастовки занял свое привычное место у парового молота, почти все были уже на своих местах. Истощенные лица были унылы и сумрачны, так как стачка была проиграна и пришлось уступить во всех пунктах. Но в глубине души радовались возможности после долгого голодания зарабатывать хотя бы прежние гроши.

С рабочим у парового молота никто не заговорил и он чувствовал себя всеми проклятым отверженцем. А как раз те, которые завидовали ему, показывали ему кулаки и громко бранились. Никогда еще трудовой день не казался рабочему таким бесконечным.

Дома жена встретила его ласковой улыбкой. Она примирилась с ним со дня предательства. Но лучше бы уж ее глаза горели прежним негодованием. Разве он не купил благосклонности жены за плату, как покупают публичную женщину?

Ребенок поправлялся. Он протянул к отцу быстро пополневшие ручки и тогда рабочий забыл о всех своих страданиях.

– - Слава Богу, для тебя я пока еще только отец. И я надеюсь, что когда ты вырастешь, то поймешь, что я поступил так для спасения твоей жизни, -- и не осудишь меня слишком строго.

Жена хотела обнять его, -- но он сухо отстранился.

– - Ты слишком весела сегодня, в день моей скорби. Лучше было бы, если бы ты плакала.

Утром, по дороге на завод, рабочий встретил на улице своего прежнего помощника. В числе многих других он не был принят на завод после забастовки. Рабочий хотел свернуть в сторону, чтобы избежать эту неприятную встречу, но помощник нагнал его и остановил, удержав за рукав блузы.

– - Подожди... Мне нужно сказать тебе несколько слов.

– - А ты не гнушаешься разговором со мной?
– - с тяжелой усмешкой спросил рабочий.

– - Нет. Я знаю, что толкнуло тебя на твой скверный поступок. И теперь я хочу открыть тебе глаза, чтобы ты знал, как мало стоит твоя жертва.

Рабочий посмотрел на него с удивлением и ужасом.

– - Оставь меня. Ты будешь лгать. Я не верю тебе.

– - О, ты поверишь. Ведь ты не забыл еще кудрявого управляющего, который лежит теперь в больнице. Когда твоя возлюбленная выходила за тебя замуж, она давно уже была любовницей этого красавчика. Ты должен был сам догадаться об этом. Но вот этого ты еще не знаешь: ваш ребенок -- сын управляющего, а не твой. Ты пожертвовал собой, ты продал свою душу ради продажной женщины и ее щенка.

И он исчез прежде, чем рабочий успел его ударить.

Этого не может быть. Он лжет, лжет из низкой, злобной мести. И рабочий пошел своей дорогой. Но он успел передумать о многом, прежде чем добрался до своего парового молота.

Зачем управляющий послал корзину с приданым, если он не имеет никакого отношения к ребенку? И почему у ребенка такие черные волосы и черные глаза, как у управляющего? И почему жена ни за что не хотела назвать имени ее соблазнителя? Стало быть, она еще любила его и боялась за его участь в том случае, если тайна будет известна мужу.

Конечно, все это не могло служить непреложным доказательством. Но рабочий предпочел бы сомнению самую горькую истину, потому что теперь это сомнение терзало его душу, сжимало сердце невыносимой болью. Может быть, это -- ложь. Но вернее, что это -- правда, страшная, неприкрытая правда. Бесполезно допрашивать жену, так как она, конечно, ни в чем не сознается. И вот, придется прожить всю жизнь перед этой загадкой, подозревая, но не зная, убеждаясь, но не уверившись.

Потерять сына, потерять жену -- это было страшно. Но еще страшнее была мысль, что темное предательство свершилось не для самых близких людей, не для счастья семьи, а только для этой хитрой женщины, которая, в сущности, не принесла ему ничего, кроме зла и страданий.

Рабочий представил себе, как он вернется домой под властью этих подозрений, как он будет смотреть на того, кого до сих пор считал своим сыном. И громко застонал. Этого он не мог вынести.

Полутемный, мрачный сарай с паровым молотом был почти пуст. Как туловище злого великана, поднимались под самую крышу массивные сооружения парового молота. Тысячепудовая масса стали висела в воздухе над своей наковальней, готовая рухнуть вниз со своим обычным насмешливым хохотом.

Рабочий вспомнил, как он боролся с мыслью о смерти у перила моста.