Шрифт:
– И мое также! – вдруг вмешался Всеслав.
– И твое, славянин? – с удивлением воскликнул Зигфрид.
– И мое!
– Но это непохоже на ваши кроткие нравы…
– Может быть, но не забывайте, что я – славянин только по рождению… Лучшие годы моей жизни я провел между вами в вашей стране, там я оставил все славянское и вернулся на родину истым варягом.
– Это мы знаем, ты всегда был храбрецом даже между нами…
– Благодарю. Византию же я ненавижу, ненавижу всеми силами своей души и, если только боги будут ко мне милостивы, в крови ее детей я утолю свою ненависть… О, скорей бы поход! Как потешился бы я тогда!
– Ты – Всеслав? Ты ненавидишь Византию? За что? – раздался позади их грустный голос.
Все разговаривавшие быстро обернулись на него.
Позади их стоял незаметно вошедший Дир.
– Скажи же, Всеслав, за что ты ненавидишь Византию? – повторил он свой вопрос.
– За что? Ты хочешь знать, князь? Так вот за что: она отняла у меня отца, мать, жену, дочь, сестру…
– Как так? Когда? – поспешил спросить любопытный Ингелот.
В ответ на это Всеслав рассказал грустную историю своей жизни. Со слезами на глазах поведал он про отца своего Улеба, про мать, рассказал о том, как их разлучили и увезли в Византию…
– Кто знает! – закончил он, – может быть, они еще живы, а если живы, то там более я жажду пойти в Византию и отыскать их…
– Но Византия велика…
– Все равно, я найду их, хотя бы мне пришлось пройти ее с края до края… О, князь, – вдруг переменил Всеслав тон голоса, – умоляю тебя, уговори Аскольда повести нас… Клянусь Перуном, я соберу видимо-невидимо славян, и они все пойдут за вами…
Дир молчал. Он не знал, что отвечать своему любимцу.
– Что же ты молчишь, князь? – возвысил тот голос. – Или тебя не трогают горе и печаль твоих соратников?
– Оставь, Всеслав, – промолвил Дир, – ведь ты знаешь, мы оба любим тебя.
– Что мне в вашей любви! Помните, я – сын славного до сих пор среди приднепровских родов старейшины Улеба; я сам пойду на Византию, если вы будете сидеть сложа руки… Ведь не для этого не только норманны, но и мы – славяне – избрали вас своими князьями… Эх, если бы был между нами Рюрик!…
Дир нахмурился.
– Тогда что же было бы? – промолвил он.
– Быстрым соколом полетел бы он по берегу, кликнул бы клич, и поняли бы все, что не баба заспанная, а князь у них!…
– Молчи, несчастный! – крикнул ярл, хватаясь за меч.
– Зачем молчать? Я говорю, что следует! А ты напрасно за меч хватаешься… Прялки он у тебя в руках не стоит.
– Где твой сын? – переменил тон Дир.
– Сын? Уж не заложником ли ты хочешь его взять? Так мой сын парит теперь, что орел по поднебесью… А где он, спроси у него…
– Слушайте, – раздался могучий голос Аскольда. – Вы все здесь говорите о походе на Византию, но что нам принесет этот поход?
– Потешимся!
– Только? А сколько из нас не вернется… Ведь не шутки с нами будут шутить!
– Валгалла ждет храбрых.
– Это так, но что мы выиграем, зачем нам Византия?
– Олег бы не так рассуждал, – послышался густой голос Руара.
– То Олег. Нам доверился весь этот край, мы должны оберегать его, а не гнаться за неизвестным.
– Но ты – конунг наш…
– Хорошо, что же из этого?
– Ты должен вести нас к славе…
– Вы хотите Византии?
– Да!
– Будь по-вашему…
Едва он вымолвил эти слова, как все кинулись целовать его, и стены княжеских покоев до утра тряслись от громких криков:
– На Византию, на Византию!
8. БОЖЬЯ КАРА
Неудавшееся ристалище еще долго вызывало волнения в Константинополе. Михаил должен был раздать из своих хранилищ большие запасы масла и хлеба, чтобы несколько успокоить волновавшуюся чернь. Голубые упрямились, они требовали, чтобы император исполнил свое обещание и возвратил им их вождя Анастаса, но как он мог это сделать, когда и Анастас, и Зоя скрылись неизвестно куда. Только Василий Македонянин, которого голубые знали как искреннего друга Анастаса, да быстрая казнь Никифора успокоили их, и они дали обещание выступить на первом же ристалище под предводительством нового вождя.
Изок и Ирина жили у Василия, который приобретал все большее влияние на порфирогенета, так как болезнь по-прежнему приковывала дядю императора Вардаса к ложу. Македонянин умело пользовался своим влиянием. Нередко его видели на форуме среди народной толпы. Он прислушивался к ее говору, старался узнать ее нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.
Так шло время. Об Анастасе и Зое все почти уже забыли в Константинополе.
Однажды вечером, когда спал зной дня, Василий в платье простого византийца отправился на форум, желая узнать, чем занята чернь Константинополя.