Пользоваться тёмной магией Тео не любил. Может, не мараться Авадой, а рискнуть и наложить Обливейт? А если он не ляжет, как надо, и Маклагген что-то вспомнит? Магия разума у них была по части Драко. Теодор откровенно расслабился и уже несколько лет просто её не использовал.

Стереть кому-то память? Малфой!

Залезть в голову и вскрыть, как раковину речного моллюска? Малфой!

Внушить ложные воспоминания?

Давай, Драко, поднимай свой тощий зад и иди работай…

Настроение испортилось окончательно.

Звать Малфоя и объяснять, зачем он похитил Кормака Маклаггена, ему совсем не хотелось. Этот бы точно в восторг не пришёл. Но Тео было остро необходимо самому присмотреться к девочке.

Его проблема состояла в том, что он слишком мало знал о Грейнджер. Зубрила, подружка Поттера и что ещё? Ввиду нехватки информации рассчитать нужное количество шагов не представлялось возможным. Где она живёт? С кем общается? Во сколько заканчивает работу? Как проводит выходные? Где живут её родственники? Слишком много вопросов, и понятно, что малыш Драко сокровенной информацией делиться бы не стал. Дракон всегда был жаден до сокровищ, да и под ногами мешаться бы начал…

Поэтому всю неделю, пока Малфой усердно рыскал по домам Долохова, Тео под оборотным приходил в аврорат. Невидимкой скользил за их аврором по коридорам Министерства и даже провёл один вечер на скучном патрулировании, наблюдая, как Грейнджер с каким-то очкариком строят из себя грозных авроров. Только вот всё равно полезной информации он узнал мало. Зато вчера вечером Теодор видел, как девочка обнялась с этим уродцем Маклаггеном и даже мило позволила ему поцеловать себя в щеку. Для девушки, в которую Нотт решил влюбиться, Грейнджер позволяла себе слишком уж много.

При воспоминании мокрых, мерзких губ Гермионы на щеке раздражение усилилось. Руки зазудели, словно кто-то насыпал чесоточного порошка за пазуху, а пальцы начали нервно подрагивать. В попытке сдержаться Теодор с силой сжал зубы. С каждой секундой шансов на Обливейт у Кормака становилось всё меньше и меньше. Салазар, сейчас бы покурить… Вдохнуть тяжёлого никотина, почувствовать мягкое расслабление табачного дыма. Нотт сглотнул горькую слюну — все сигареты остались в другой одежде. Он аккуратно присел на корточки рядом с Кормаком, навёл на него палочку и вытащил залитый кровью кляп. В воздухе повис жизненно важный вопрос.

— Маклагген, ты куришь?

Тот завопил, как в последний раз. Нотт устало закатил глаза. Ну, нет так нет. Чего орать-то? Теодор резко выпрямился в полный рост и взмахнул палочкой:

— Круцио!

Кончик тёмного древка тускло вспыхнул и погас, выпустив пару жалких искр, а Кормак завопил ещё сильнее, перейдя на звонкое «А-а-а!». Тео с недоумением взглянул на палочку и задумчиво повертел её в руках. Что с ней? Заболела? Взгляд зацепился за крохотную щербинку на боку, и он облегчённо улыбнулся — всё ясно. Говорил же ему Грег, что вторую надо брать другого цвета, а не заказывать точную копию первой. Теодор любовно сложил палочку в кожаную кобуру на голени и достал из рукава другую, без ограничений Министерства. Магия на кончиках пальцев так и заклокотала. Кормак мгновенно получил Силенцио, а следом и полноценное, но коротенькое Круцио. Ровно три секунды, чтобы тот лишь слегка ощутил боль и прочувствовал, что его ждёт в случае упрямства. Три секунды, чтобы зудящая изнутри тёмная магия смогла почесать свои острые зубки о кости бедолаги. Так, ерунда, полумера. Не минута же. Нудный хрип прекратился, и Маклагген благословенно притих.

Теодор медленно обошёл лежащего парня по кругу, перебирая в голове всё, что он уже успел узнать от Кормака. Картина вырисовывалась не слишком детальная. Он выяснил, где Грейнджер живёт, что она часто переезжает, узнал, что вечером их компания собиралась отметить повышение коллеги, и больше ничего выдавить из него не удалось. Маклагген был слишком упрям, и это весьма злило.

Тео вновь прошёлся вокруг, пытаясь успокоить кипящее в желудке раздражение. Кормак лежал на полу и с самым несчастным видом таращил глаза в стену. Нотт презрительно фыркнул — вот же наглый симулянт! От коротенького Круцио ещё никто не умирал. Он снова обошёл пленника, старательно наступая на свои же пыльные следы. Ровно шаг в шаг. Чуть не потерял равновесие и раскинул руки в стороны, словно канатоходец на тонкой, натянутой между высокими зданиями верёвке. Это было жизненно важно — не заступить за контур. Так всегда думалось легче. На новом круге он остановился у лица Маклаггена, уселся на грязный, холодный пол, сложив по-турецки ноги, и постучал палочкой по щеке парня, привлекая внимание. Тот апатично перевёл взгляд на похитителя.

— Кормак, давай так, — начал он, когда мутный взгляд жертвы окончательно сфокусировался на его лице. — Если ты постараешься вспомнить побольше и мило со мной поболтаешь, то, так и быть, я попробую наложить на тебя Обливейт, — Тео ласково погладил колючую щеку костяшками пальцев и состроил расстроенное лицо, сведя в сожалении брови и поджав губы. — В другом случае не обижайся, но мне придётся тебя убить…

***

Значит, это здесь она живёт?

На входе в подъезд его встретила сморщенная, как печёное яблоко, старушка с сиреневыми волосами.

— Вы к кому это?

Любопытная старая грымза. Теодор выпрямил спину, расправил плечи и скромно улыбнулся. Одними уголками губ, ровно настолько, чтобы его улыбка говорила: «Какое приятное чудо, что я вас встретил», но не переигрывала до состояния «Скажешь ещё слово, и я всажу кляп в твою не закрывающуюся глотку». Нет, стариков он всё же любил. Они были прелестны в своей старости и желании ухватиться подольше за жизнь. Тео в несколько лёгких, изящных шагов подошёл поближе и галантно поцеловал старой леди ручку. Волнистые пряди рассыпались по лбу, слегка прикрыв брови. Он сверкнул взглядом из-под тёмных разметавшихся волос и, сдержанно улыбаясь, произнёс: