— Непременно сдохнешь, — пообещал ему мужик.

И тут же получил коленом чуть пониже спины.

— Снимай с него рубашку, — строго приказал Шпунтик приятелю.

— Сам снимет, — ухмыльнулся тот и, наставив дуло пистолета на мужика, процедил: — Рраздевайся.

Шпунтик решил не мешать и отступил в сторону.

— Вы чего, мужики! — растерянно пробубнила жертва, косясь на пистолет.

— Для кого-то мы, может быть, и мужики, а для тебя сейчас боги. Раздевайся. — Винтик был неумолим.

— Слушайте, — потеряв остатки достоинства, взмолился бывший обладатель бумажника и оружия, — взяли свое, и разойдемся по-хорошему.

— У нас разные понятия, что такое хорошо и что такое плохо. — Винтик хохотнул. — Для тебя, конечно, хорошо уйти отсюда в штанах. Ну, а нам хорошо увидеть твою голую задницу.

— Да ладно вам, — примирительно проскулила жертва, — задница как задница, чего на нее смотреть. Задниц, что ли, не видели?

— Все люди разные, — философски заметил Винтик. — Раздевайся.

— Лучше пристрелите меня. — Мужик встал в позу и гордо распрямил плечи. — Я перед двумя уродами раздеваться не стану.

— Это мы пожалуйста. — Винтик тряхнул рукой и спустил предохранитель.

Мужик икнул.

— Ну? Будешь раздеваться? — спросил его Шпунтик.

— Ладно, вижу, вы ребята серьезные, — он вздохнул и расстегнул рубашку.

— Давай, давай, не томи.

Когда одежда осталась на траве, все трое перевели дух.

— И чего с ним делать? — спросил Винтик. Его фантазии на дальнейшее устройство развлечения не хватало.

— Да черт с ним, — махнул рукой Шпунтик.

Он подобрал тряпье с ботинками и пошел назад к тропинке.

Винтик подмигнул мужику, лицо которого из бледного моментально стало пунцовым, и кинулся догонять приятеля.

— Интересно… И сколько же можно гадить? — задумчиво изрек Иннокентий Валерианович и потыкал тонким пальцем в собственную переносицу. Он всегда так делал, когда злился.

— Ничего тут нет интересного, — меланхолично ответил ему шофер, хотя шеф его и не спрашивал. — Листья да ветки, вот и все. Чего тут интересного? А я вот вчера в бар один зашел, так там девочки у шеста крутились. Представляете, трое на одном шесте повисли. Одежды на них — одни трусики. И ни разу друг дружку своими голыми ляжками не задели. А как вертелись, аж воздух в спираль закручивался! Вот что интересно…

— Тебе бы только на голых баб пялиться. Тоже мне, нашел развлечение, — фыркнул Иннокентий Валерианович.

— Бабы что, — отмахнулся шофер, — дело не в бабах, а в искусстве. Вот поди ж, так вертеться — и ни разу друг друга задницей не пихнуть! — Он мечтательно закатил глаза, видимо, припоминая каждую деталь увиденного шоу.

— Тоже мне, любитель сложных трюков. Ты в цирк сходи.

— Можно и в цирк, — с неожиданной горячностью поддакнул шофер. Потом пожевал губами и отрицательно мотнул головой: — Только те девки любую циркачку переплюнут.

— Да брось ты, ради бога! — Иннокентий Валерианович с силой ткнул себя пальцем в переносицу, словно хотел поставить точку в конце пустого спора, и тут же болезненно поморщился. — Я знал одну гимнастку, с обручами работала. Так она по двадцать штук на своем теле крутила. Твоим стриптизеркам и не снились такие трюки.

— И что с того? — запальчиво возразил шофер. — Может, какая Марья Ивановна на валяльном предприятии двойной план за смену выжимает. Девочки из бара вряд ли и половину ее производительности дадут. Чего сравнивать божий дар с яичницей. То мастерство, а это искусство, — закончил он восхищенно. Причем переполнявшие его высокие чувства отнюдь не распространялись на валяльщицу Марию Ивановну.

— Значит, цирк для тебя мастерство, а стриптиз — искусство? — хохотнул Иннокентий Валерианович, явно обидевшись за всех циркачей. — Ну ты загнул!

— Я мужик, а не пацан. Конечно, для меня стриптиз поважнее цирка будет. Не знаю, раньше было наоборот, но теперь…

Шеф сжал переносицу двумя пальцами, поняв, что попал в логическую ловушку. Еще чего доброго, собственный шофер обзовет его мальчишкой за неуместное восхищение не тем, чем нужно восхищаться приличному мужику. Он открыл окошко и в бессильной ярости плюнул на пыльную дорогу.

— А вы правы, это уже становится интересным. Сколько же можно гадить? — задался шофер тем же, что и шеф, вопросом и пожал плечами, так и не найдя объяснений чересчур долгому отсутствию Саши Косолапых.

В этот момент придорожные кусты осторожно раздвинулись. Из-за листвы на Иннокентия Валериановича глянули грустные глаза самого Саши. От неожиданности шеф поперхнулся и застыл, так и не осуществив своего намерения плюнуть на дорогу во второй раз.

— О! — Шофер развел руками, заметив Косолапых. — Чего это ты так долго?