Когда Урсуле удалось ускользнуть из комнаты, где она была заперта под надзором двух женщин, она вернулась в зал в смутной надежде увидеть герцога Уэссекского, но его там не было. Дверь потайной комнаты была отперта. Взяв свечу, Урсула осмотрела маленькую комнатку и убедилась, что она была пуста. От быстрого движения девушки свеча погасла, неожиданно погрузив всё окружающее в совершенную темноту. Для натянутых нервов Урсулы этого было достаточно, чтобы маленькая комната показалась ей зияющей могилой. Она ни за что не вернулась бы теперь к себе, зная, что не найдёт там желанного покоя. Хотя потайная комната и была пуста, но напоминала о нём. Урсула присела на тот самый стул, на котором сидел герцог Уэссекский, слушая доносившиеся из зала разговоры, и задумалась о любимом человеке.

Герцог не узнал, что она возвращалась в зал. После ухода кардинала он немного подождал, не сознавая, что надеется увидеть Урсулу, и ушёл на свою половину лишь тогда, когда во дворце прекратилось всякое движение и часы на главной башне пробили двенадцать.

Войдя в большую приёмную, он был неприятно поражён, увидев у отдалённого окна маркиза де Суареса. Свечи были потушены, но в огромные открытые окна широким потоком лился лунный свет. Отсюда открывался чудный вид на сады и террасы Гемптон-коурта, а также на залитую серебристым светом реку. Герцог остановился у двери и устремил взор на эту картину, живо напомнившую ему сегодняшнюю идиллию. По странному стечению обстоятельств дон Мигуэль стоял как раз между ним и этой картиной. При входе герцога он не двинулся с места, по-видимому, погруженный в размышления.

«Вот стоит человек, ещё до меня глядевший в глаза Урсулы, — думал герцог. — Я охотно убил бы этого негодяя, потому что он оказался привлекательнее меня... или потому...»

Он постарался не думать об этом, чувствуя, что мысли у него мешаются. Им овладело дикое желание схватить красавчика испанца за горло, заставить его выстрадать хоть одну тысячную часть того, что мучительно терзало его самого в течение последнего часа. Решительными шагами герцог прошёл через приёмную и отворил дверь в свою комнату.

— Гарри, — подозвал он собаку, — ступай, подожди меня здесь. Ты мне теперь не нужен.

Собака только помахивала хвостом, прибегая к знакомым уловкам, чтобы выпросить у своего хозяина позволение остаться; но герцог был неумолим.

Когда дверь захлопнулась за преданным животным и герцог обернулся, дон Мигуэль издал восклицание, в котором удивление смешивалось со скрытой досадой:

— Ах, ваша светлость! В такой поздний час вы ещё на ногах?

— К вашим услугам, маркиз, — холодно ответил герцог. — Его преосвященство у себя? Чем могу служить вам?

— Нет, ваша светлость, благодарю вас, — в смущении пробормотал молодой испанец. — Признаюсь, я не ожидал видеть вас здесь.

— Кого же вы надеялись увидеть?

— Вы, кажется, говорили, ваша светлость, что негоже задавать нескромные вопросы, а этот...

— Был нескромен?

— О! — умоляющим тоном произнёс испанец.

— Значит, вы ожидали даму?

— Ваша светлость имеет что-нибудь против? — с плохо скрытым сарказмом спросил дон Мигу эль.

— Ровно ничего! — ответил герцог Уэссекский, чувствуя, что теряет самообладание. — Я не сторож вам, но думаю, что гостю вашего звания не подобает заниматься низменными любовными похождениями под кровлей английской королевы.

— Почему вы называете их низменными? — возразил дон Мигуэль, к которому возвращалось спокойствие по мере того, как герцог всё более горячился. — Вы, милорд, лучше всех должны знать, что здесь, при дворе, мы ищем удовольствий и именно там, где легче всего найти их.

— Ну, ища удовольствий, можно потерять честь.

— Ваша светлость очень строго судит.

— Если мои слова оскорбляют вас, сэр, то я к вашим услугам.

— Это — вызов?

— Как вам будет угодно.

— Но, ваша светлость...

— Чёрт возьми! — надменно прервал его герцог Уэссекский с оттенком презрения в голосе. — Я не знал, что среди испанских грандов есть трусы.

— Клянусь Пресвятой Девой, ваша светлость заходит слишком далеко! — воскликнул дон Мигуэль, выхватывая шпагу из ножен.

В глазах герцога Уэссекского вспыхнул огонёк удовлетворения.

— Ну, милорд, разве мы дети, чтобы колоть друг друга такими булавками? — спокойно сказал он и, вынув из ножен шпагу, обнажил длинный итальянский кинжал, а затем взял его в левую руку, обмотав её плащом.

— Вы с ума сошли! — нахмурившись запротестовал дон Мигуэль, поняв, что дуэль на шпагах и кинжалах неминуемо должна была кончиться смертью одного из противников, а подобная дуэль с таким опасным противником, как герцог Уэссекский, вовсе не входила в планы кардинала Морено.

— Вы, кажется, ждёте, чтобы моя перчатка познакомилась с вашей щекой? — сдержанно произнёс герцог.

— В таком случае, как вам будет угодно, — сказал испанец, неохотно вынимая кинжал, — но помните, что не я искал ссоры.