Всю дорогу через сад приюта, я старательно глазел по сторонам. У меня была мысль, что всё происходящее может оказаться ловушкой. Но в воздухе ничем не пахло. Никто за мною не следил. Или же хорошо прятался.

А вот за дверью учительницы энергия какая-то была.

На стук же никто не отреагировал. Я прислонился к стене, открыл дипломат. Огляделся, убедившись что здесь нет камер, и вытащил своего мастер-хомяка. Опустил его на пол и прошёл по коридору дальше, нырнул в хозяйственное помещение.

Сел между ведер и швабр на пол, прикрыл глаза…

Хомяк пробил дверь и вкатился в жилище Лизы, погасив инерцию о стену (и выбив при этом хороший кусок штукатурки). Внутри никого чужого не было. Мой зверёк покатился сначала в сторону кухни, где на столе подсыхал кусок пиццы, а над грудой посуды в раковине кружилась одинокая муха. Так, жена из тебя, Лиза, выйдет так себе.

Хозяйки квартиры здесь не было. Ладно, давай дальше.

Лизу я нашёл в спальне. Девушка спала, обнимая подушку и закинув ногу на одеяло. Лёгкий пеньюар почти не скрывал красивое бельё. Я сглотнул. Или это сделал хомяк? Неважно. Чужаков в квартире не было. Вообще никого. Этаж шестой, балкона нет. Мой питомец по шторе забрался на подоконник, но и за окном не висели засадные чародеи.

Но я же чувствовал силу.

Позвав хомяка назад, я запустил его в дипломат. Поднялся, отряхнул пыль с колен и медленно вернулся к двери в покои Елизаветы Андреевны. Прислушался. Да безмерное безвременье, какого лешего? За стеной точно был одарённый!

Я постучал в дверь ещё раз. Уже кулаком.

— Кто? — заспанным голосом ответила Лиза.

— Убийца Голодного Бога, — буркнул я. — Открывай, Лиз!

Дверь тут же распахнулась, и девушка, ещё горячая ото сна, повисла у меня на шее, покрывая лицо поцелуями.

— Ты приехал, ты приехал… Спасибо… Спасибо тебе, любимый.

Ох, ёжкина кошка, до чего дошли. Аж до любимых. Что с ней такое?! Я почти втолкнул её к ней в коридор, прикрыл за собою дверь.

— Что случилось? — спросил я. По щекам Лизы катились слёзы. Глаза зажмурены сильно-сильно, будто она боялась увидеть что-то. Будто вместо меня к ней пришёл живой мертвец.

— Лиза! — чуть повысил голос я.

И тут она открыла глаза, в зрачках сверкали молнии. И это не было фигурой речи. В ней натурально плясала энергия.

— Что со мною, Илюша? Что со мною? — всхлипнула она.

Сила, которую я почувствовал за дверьми, шла от девушки.

— Илья, не молчи. Не молчи Илья, — тормошила меня Лиза, и разряды из глаз били по красивым ресницам, но, слава богу, не опаляли их.

А я вот что-то молчал. Вот не лезло на язык ничего.

Совсем ничего не лезло. Кроме, разве: ёжкина ж ты кошечка…

Тут не надо академии заканчивать, чтобы понять: у Лизы открылся дар. Но даже несмотря на такое невероятное событие, её поцелуи, едва мы переступили порог квартиры, изменились с благодарно-счастливых, на страстно-вожделеющие. Я не слишком и сопротивлялся, потому что выглядела она в своём белье ну очень здорово, да и как вообще можно от такого напора отказываться?! Тем более: в некоторых стрессовых ситуациях, чтобы успокоить женское сердце — нет средства лучше чем хороший секс.

Вот только в момент её оргазма у сидящей на мне Лизы из глаз ударили молнии в потолок, оставив там чёрные пятна. И это меня почти, скажем так, взбодрило. Если тут такие вот реакции начались, то, получается, на будущее надо как-то стараться не особенно стараться!

А ещё у меня перебор с пожарами возникает.

— Это ведь дар, да? — спросила она у меня чуть позже, прижавшись щекой к моей груди. — Во мне пробудился дар? Но почему? Я точно знаю что ни папа ни мама не были благородными. Папа доцентом был в Петербургской Академии Искусств, а мама здесь в библиотеке работала. Я похожа на них. Мамины глаза, папин нос. Они мои родные, и не благородные… Почему так, Илья? Как такое может быть?

После внезапной вспышки страсти, она снова ослабла. Говорила тихо, но не умолкала. Совершенно точно не хотела тишины, а я лениво наслаждался истомой.

— Что мне теперь делать? — шепнула Лиза, поднимаясь, и заглядывая ко мне в лицо. — Идти регистрировать дар? Но… Что скажут там? Что скажут в Первой Церкви? В Администрации? Как я им это всё объясню…

Я слушал её вполуха, размышляя. То что у девушки проявился дар, играло на руку теории, что я как-то особенно влияю на неодарённых. Бессознательно влезаю в их контур в момент близости? Интересно выходит. Но это лишь теория. Дайте мне безродную девушку и несколько сеансов плотской любви для практики и я переверну этот мир похлеще Архимеда с его точкой опоры. Ох, какие перспективы открывались… Десятки, сотни влюблённых одарённых дев, готовых на всё ради повелителя. Огонь, конечно.

Но делать я так, наверное, не буду.

— Почему ты молчишь? — спросила она тревожась. — Ты… Я испугала тебя?

— Испугать тебя должны пятна на потолке, — заметил я. И небольшая дыра в двери, добавил про себя. — Всё будет хорошо, Лиз. Я точно знаю, что у тебя есть два дня по процедуре. А когда у тебя это началось?

— Не знаю… Я почти день пролежала в кровати. Очень плохо было. Слабость. Думала что заболела, — она прикусила губку, в задумчивости. — С трудом до душа дошла сегодня, смотрю в зеркало, а там… Там это. В глазах. Горит. Так испугалась, а от этого только сильнее загорелось. У тебя было также? Была слабость?