— Почему обиды? — «включил я отрока», хотя понял его прекрасно.

— Я могу вольно или невольно обидеть… Не тебя, а кого-то близкого тебе, ну хотя бы твоего деда или отца, а ты обидишься на меня.

— Ты знаешь, государь, я такой странный, что не чувствую никакой любви ни к кому: ни к деду, ни к отцу, но ты абсолютно прав, государь, человек, существо обидчивое, ибо живое и борется за лучшее место под солнцем и за оценку его труда, который он склонен переоценивать.

По расширившимся глазам Ивана Васильевича я понял, что слегка удивил его не современными оборотами речи и мысленно обругал себя.

— Ты с просил, верю ли я в то, что ты помазанник Бога? Верю, и это правда. Похоже, что наша Православная вера в опасности. С запада идут с крестовыми войнами еретики христианские, с юга — магометяне, с востока — буддисты. Куда бедному крестьянину податься? На север к волхвам и чародеям? Некуда бежать, да и нужно ли? А потому и стоять здесь нам приходится насмерть, и ты, государь — наш Охранитель. Кому, как не тебе служить?

Царь смотрел на меня, покачивая головой

— И как же ты хочешь мне служить? Ты же отрок!

— Как и служу, государь, — пожал я плечами. — Готов тело твоё разминать после трудов тяжких, сына твоего обучить грамоте, что сам разумею, стать ему опорой и защитником.

— Правильно! Вот Ивана и обучишь ухваткам твоим. Ловко ты тогда из моей руки выскользнул. Покажи ещё.

Он схватил за запястье протянутую ему, как для пожатия, правую руку и тут же, ойкнув, едва не упал передо мной на колени, но я вовремя остановил нажим на кистевой сустав.

— Ах!

Государь потёр запястье.

— Едва руку не сломал. Ты как с помазанником обращаешься?

Он попытался схватить меня той же рукой, но не нашёл меня на том месте, где только что находилась моя «тушка» и шагнул правой ногой вперёд. Нога, чуть подбитая мной, не нашла опору и тело стало заваливаться на пол. Подскочив, я подхватил его под руки и не дал свершиться непопровимому.

— Ах ты, шельмец! — вскрикнул он, оборачиваясь ко мне, склонившему перед ним голову.

— Прости, государь. Только так мог показать свои умения в сцеплялке1.

— Да ты любого взрослого положишь! — изумился государь.

Я вздохнул и покрутил головой, показывая несогласие.

— Слаб я. Не хватает силёнки. Ловкостью беру и умением.

Царь смотрел подозрительно.

— Откель умение твоё в таком необычном деле? Кто учил?

Я снова вздохнул.

— Получается, что, никто. Сам подглядывал, да присматривался, как мужики, да бояре на кулачках рубятся. А то, что анатомию знаю, помогло представить, как тело двигать, чтобы моё стояло, а драчуна упало. На сверстниках испытывал. Вот тут, сустав, который в эту сторону двигается плохо, на него и надавил, задержав твою ладонь другой рукой. А не задержал бы, просто выскользнул из захвата. А второй раз просто ногу подсёк.

— Ничего себе, просто подсёк. А если бы я упал да головой об пол стукнулся?

— Я бы под тебя лёг, государь, если бы не удержал, а в бою, так врагу и надо.

— Так и надо, — проворчал Иван Васильевич, всё ещё потирая запястье. — Чтобы силы набрать, надо с отцом в походы ходить, а ты мал ещё!

— Не возьмёт он меня. Деда обещал мне ратника найти, что меня обучать станет, но мне этого мало.

— Мало? Что же ты хочешь?

— Мне сейчас очень не хватает обычных человеческих силёнок, но если я буду учиться, как все, я буду развивать тело несколько лет. А я знаю, как стать сильным и ловким в течении года. Если правильно питаться и учиться. Грек-репетитор рассказал мне, какую еду надо есть и какие упражнения делать. Сказывал, что так в Спарте воинов выращивали. Зело борзо, — вставил я свою любимую «старинную» фразу.

— Не пойму я, Фёдор, к чему ты клонишь? — нахмурился царь. — Что попросить жаждешь? Проси, если чего надо!

— Мне бы двор какой, со слугами, чтобы с забором высоким, чтобы никто не видел и не сглазил. На время, не на всегда. Мы бы там с сыном твоим, государь занимались и науками, и ратной справой.

— С сыном? С Иваном? С Настасьей Иван сейчас в Александровской слободе.

Царь нахмурился.

— Умирает царица моя, — сказал он, беззвучно заплакал, но, смахнув большим пальцем правой руки слезинки, вдруг испытующе посмотрел на меня.

— Так и езжай туда. В слободу! Я сам хотел ехать. Лекари английские прибыли. Туда вчера их отправил, а сам сегодня вечером хотел. Вот вместе давай и поедем.

— А может, я сегодня поеду? Посмотрю, чем лекари английские царицу лечат? Грек-репетитор сказывал мне, что лекари злоупотребляют жидким серебром, которое называется по-латыни «ртуть», и которое зело снимает боль и огневицу, но разрушает тело.

— Злоупотребляют?! — посуровел царь. — Против кого?

— Это значит, что употребляют слишком часто и получается от этого зло. Как от много выпитого вина хлебного.