Шрифт:
Будучи оскорблен в лучших чувствах и совершенно озверев от грубого обращения, Равана мигом вскакивает на ноги. После чего, полностью оправдывая свое прозвище, с утробным ревом прыгает к Гаруде, опуская на шею Лучшего из пернатых кулак-кувалду.
Ласка царя ракшасов вынуждает Гаруду затрясти головой и опасно накрениться, птицебог сипло каркает, а затем вперевалочку начинает обходить врага по кругу.
"Мертвецким колом".
Равана ждет, нехорошо скалясь в ухмылке.
Под деревом умильно хихикает Жаворонок, потирая ручки, - зрелище приводит достойного мудреца в восторг. Со стороны казарм раздаются вопли, они быстро приближаются, и, обернувшись, я вижу бегущих обратно ракшасов. Часть из них на бегу дожевывает куски парного мяса. Равана тоже отвлекается - и Лучший из пернатых вихрем налетает на Десятиглавца, стараясь ударом клюва раскроить врагу последний оставшийся у Раваны череп. Спасает Десятиглавца чудо. Белое такое чудо, похожее на ствол дерева шала, очищенный от коры, - оно хлестко падает на спину Про-глота в самый неподходящий момент! Птицебог приседает, разом став слаб в коленках, крякает беременной уткой…
Мой Слон-Земледержец счастливо трубит и вновь замахивается для следующего удара.
– А, так ты еще и хоботом!
– мгновенно вспомнив свой старый визит за амритой, клекочет Гаруда, проворно ковыляя в сторону.
– Тебе что, мало тогда досталось?! Мало, да?! Да я всю Землю… на одном крыле… - И Проглот начинает быстро увеличиваться в размерах.
Сзади к нему уже подбегают ракшасы-охранники, Айраватта трубит без перерыва - и я понимаю, что шутки закончились.
Оранжевые сумерки в испуге шарахаются прочь, многоцветье туч накидкой обволакивает мои плечи, острый аромат грозы заполняет пространство, и все окружающее - Проглот, Десятиглавец, Словоблуд с Жаворонком-сыном, гневный слон-Земледержец, распростертый на земле Вишну, кусты, деревья, беседки - стремительно проваливается вниз.
Я врастаю в боевой облик, которым не пользовался со времен сожжения леса Кхандавы, в мощь Стосильного, в ярость Стогневного, в доспех Крушителя Твердынь - я исполином возношусь над несостоявшимся побоищем и оттуда, из грозового поднебесья, замахиваюсь огненно-золотым перуном.
Тишина.
Преддверие бури.
И оглушительный громовой раскат вынуждает всех застыть гранитными статуями, когда я ломаю перун об колено, не позволяя пламени обрушиться на Обитель.
Обломки вспыхивают и почти сразу гаснут в складках косматой накидки.
– Индра, ты чего?
– ошарашенно спрашивает Лучший из пернатых, спешно уменьшаясь и косясь на меня из бездны под моими ногами.
– Пр-р-рекр-р-ратить!
– рокочет в ответ поднебесье.
И, видя, что последний довод оказался вполне убедительным, я, не торопясь, принимаю обыденный облик.
– Вы же чуть не затоптали его, дураки, - укоризненно обвожу я взглядом драчунов.
– Кого?
– не понимает Гаруда.
– Моего младшего брата, - веско бросаю я, подходя к стонущему Вишну.
Сейчас он выглядит жалким и несчастным, мой маленький Упендра, младший из Адитьев, он нуждается в помощи, в защите - и все умные соображения Словоблуда не стоят в этот миг и ломаного медяка!
– Как ты, малыш?
– Я присаживаюсь рядом с Опекуном, укладывая его голову себе на колени, и Вишну открывает глаза.
Глаза больной собаки.
– Спасибо, Индра, - чуть слышно шепчет он.
– Ты всегда был… хорошим братом. Только маме не говори, ладно?
Бредит?
– Хорошо, не скажу, - обещаю я.
– Как ты себя чувствуешь?
– Бывало лучше, - бормочет Опекун, пытаясь поднять голову, и взгляд его становится осмысленнее.
– Где я?
– У меня, в Обители Тридцати Трех. Тебя Равана сюда принес.
– Молодец, Ревун, - слабо улыбается Вишну.
– Что ни говори, не зря я его из геенны вытащил!
Тело Опекуна вздрагивает, судорога скручивает его, как прачка - мокрую рубаху, и на смуглом лице отражается такая мука и смятение, что мне становится не по себе.
– И ты, Кришна!..
– с тоской бормочет мой брат.
– Что - Кришна? При чем тут Кришна?! Малыш, что вообще происходит?!
– Он меня вышвырнул, - отрешенно произносит Вишну.
– Кто - он?!
– Черный Баламут.
…Полночь упала на Обитель хищным коршуном, вцепилась когтями в беседки, павильоны, дворцы и казармы, полночь дышала в лицо гнилостной вонью безнадежности, и где-то далеко слышался лязг металла о металл - словно отзвуки Великой Битвы.
Закончился еще один день из жизни Громовержца.
И предпоследний день бойни на Поле Куру, где ученики Наставника Дроны по прозвищу Брахман-из-Ларца в самозабвении уничтожали друг друга.
Двадцать восьмой день зимнего месяца Магха.
ГЛОССАРИЙ ИМЕН
АГАСТЬЯ - мудрец-риши, глава южных отшельников. Родился от общего семени Митры и Варуны, которое истекло при виде апсары Рамбху. Выпил море, приказал горе не расти и вообще славен подвигами.
АГНИ - бог огня, посредник между людьми и богами, возносящий жертвы на небо. Прозвища: Вай-шванара - Всенародный, Семипламенный и т. д.