Убитых схоронили в общей могиле, вырытой на краю леса. Раненых кое-как перевязали их товарищи: медсестёр в полку ещё не было, как и перевязочных средств: на бинты шли рубашки, майки и, у кого были, носовые платки. На уцелевших после налёта машинах к вечеру добрались до какой-то наполовину вымершей деревеньки. Здесь ополченцам должны были выдать их первое обмундирование. А, получив его, они не знали, то ли плакать им, то ли веселиться. Гимнастёрки не по росту, латанные-перелатанные, старые, просящие каши ботинки с ветхими обмотками. Пилоток на всех тоже не хватило, посему некоторым выдали… шапки-ушанки! Какой-то мужичок сострил:

– Мы ими немцев закидаем!

– А лопатами добьём! – в тон ему сказал другой зубоскал, когда вместо ожидаемых винтовок ополченцы получили штыковые лопаты.

– Разговорчики! – строго прикрикнул на весельчаков случившийся неподалёку командир одной из рот.

В деревеньке и заночевали, а утром, до восхода солнца, по холодку, отправились дальше.

В течение ближайших двух месяцев рыли противотанковые рвы. Тонны родной землицы перебросали. Беспощадное солнце до черноты пожгло спины людей, ладони их задубели.

Иной раз прилетали немецкие «рамы». Покружат, понаблюдают за происходящим и уберутся восвояси. А вскоре затем являлись тяжёлые бомбардировщики с чёрными крестами на широких крыльях и обрушивали на несчастную русскую землю десятки смертоносных бомб.

В первых числах сентября Гитлер подписал директиву о подготовке наступления на Москву, после чего немецким командованием была сформирована крупная, более миллиона человек, группировка, которой были приданы несколько сотен самолётов, танков, орудий и миномётов. Наступление развивалось стремительно и благоприятно для немцев. Уже к концу месяца немецкие части окружили под Брянском две советские армии, под Вязьмой – четыре, взяли в плен свыше полумиллиона красноармейцев. На некоторых направлениях между Москвой и фашистскими армиями не оставалось советских войск…

Земляные работы решено было прекратить, тем более появились слухи о скором приравнивании ополченцев по статусу к регулярным частям Красной Армии. Приказа об этом ждали со дня на день. Вскоре ополченцам было выдано новое обмундирование и долгожданное оружие: трёхлинейные винтовки Мосина, винтовки СВТ.

Подъём, как всегда был в шесть, затем построение с голым торсом, несмотря на зябкие, хоть и солнечные ещё сентябрьские утра. Затем – двухкилометровый марш-бросок.

Когда выбегали за околицу деревеньки, где дислоцировался полк, неизменно следовала команда:

– Стой! На ле-е-во! Расстегнуть ширинки, спустить курки!

Оправившись, бежали дальше.

После короткого завтрака, непосредственно приступали к боевой подготовке. Разбирали под наблюдением командиров винтовки до последнего винтика, изучали их устройство и с грехом пополам собирали. Стрелять не дозволялось: каждому из бойцов было выдано всего-то по 25 патронов. Но и такая учёба продолжалась не долго, в начале октября ополченцы приняли свой первый бой…

Немец воевал по всем правилам военного искусства. Сначала в дело вступила артиллерия, и лишь за тем в атаку шли танки, сопровождаемые автоматчиками. Ополченцы, численность которых после артобстрела заметно редела, лежали в окопах и готовились к смерти. То один боец, охнув, ткнётся лицом в землю, то другой. Иные, не совладав с нервами, выскакивали из окопов, пытаясь добежать до небольшого леска, росшего в метрах пятистах позади. И почти тут же падали, сраженные наповал вражескими автоматными очередями. Другие пробовали стрелять, несмотря на строгий запрет командиров.

Но что может винтовка против танка? Да и винтовки-то были не у всех. Большинство пуль летело в белый свет, а те, что попадали в цель, отскакивали от танковой брони, как горох от стенки. Когда эти железные махины без единого выстрела приблизились к окопам метров на двести, людей охватила паника. Побросав винтовки, не слушая пытавшихся сдержать их командиров, ринулись они к спасительному, как казалось, лесу. Но танки легко настигали обезумевших от страха беглецов, вдавливали их в землю…

Этот первый бой стал последним и для знатока московской старины и для интеллигентного вида человека с грустным лицом, любителя Тютчева. Бородатый мужичок в синей косоворотке лежал неподалёку от них, зарывшись лицом в землю; здесь же были и те, кто воевал с кайзеровской Германией, и совсем зелёные юнцы, и тот, кто ещё недавно в шутку предлагал закидать немцев шапками. От всего полка в живых осталось четырнадцать человек…

Подруги

Кате и Гале лишь недавно исполнилось по шестнадцать, но они твёрдо намеривались отправиться на фронт. Не сидеть же, сложа руки, когда в их помощи нуждались раненые бойцы и командиры Красной Армии! Тем более медсестёр не хватало, об этом в своих письмах сообщали их отцы, сражавшиеся с врагом. Идти в военкомат подруги остереглись. У обеих перед глазами был печальный пример Стёпки Еремеева. Уж если такому здоровяку дали от ворот поворот, то, что ждёт их, слабых девушек? Решили действовать так: подойти на вокзале к отправлявшемуся на фронт эшелону и просить взять их с собой. Вот только пока не могли придумать, как сказать об этом мамам?

Галя была за то, чтобы во всём честно признаться, Катя возражала: тогда их ни за что не отпустят. Лучше уехать тайком и написать с дороги. Впрочем, решительный разговор на эту тему подруги отложили на последние перед отъездом дни. Теперь забот и без того хватало. Сборы на фронт были строго законспирированы. Скапливаемое добро – смену белья, по паре платьев, кружки, зубные щётки и т.п. – хранили в укромном месте на чердаке дома. Главное, чтобы мамы не обнаружили исчезновение вещей до срока.