— Отойди все! — заорал вдруг предводитель, стоя на колене и задыхаясь. Только что он рухнул, поверженный увесистым тумаком, и теперь медленно подымался, непримиримо мотая из стороны в сторону головой. — Отойди от него, я сказал! — И вот он уже на ногах, тускло блеснуло узкое жало ножа, невесть откуда появившегося в руке.

От неожиданности и страха внутри у меня все затряслось, перехватило дыхание. Это только чудилось, будто перед тем была тишина, по-настоящему тихо стало лишь сейчас. Невыносимая, невозможная, гробовая тишина…

Они, двое во всем мире, во всей вселенной, стояли друг против друга, глаза в глаза — широко раскрытые, остановившиеся одного и прицельно, хищно суженные другого. И два шага между ними — ничто и пропасть. Вожачок вдруг резко шагнул вперед, махнул от плеча до плеча, точно не нож у него в руке, а бритвенное лезвие. Верзила отшатнулся, потом отскочил, защитно выставив перед собой локоть.

— Что, козел, не нравится? — ненавистно прохрипел нападавший. По подбородку его текла кровь. — Не таких, как ты, фраеров учили! — И снова замахнулся.

Парень без шапки проклял, наверное, тот день, когда собрался в кино. Если вообще способен был сейчас размышлять о чем-либо. Он доказал, что не трус и постоять за себя умеет, но тут откровенно запаниковал. Нужны, видать, особые нервы, особая какая-то подготовка, чтобы не испугаться ножа. А в том, что негодяй, в слепом, зверином своем бешенстве, ни перед чем не остановится, можно было не сомневаться. Вожачок, грязно ругаясь и брызжа розовой слюной, снова двинулся вперед, и парень — сильный, удалой, настоящий атлет в сравнении с этими плюгавыми бандюгами — бросился бежать. С победным воем и улюлюканьем троица помчалась за ним. Лихая компания скрылась за углом, я наконец-то позволил себе выдохнуть. Одно утешало — догнать им жертву не удастся, возможности не те.

Появились признаки жизни и у очереди, заговорили, зашумели, зароптали — возмущения, проклятья. Извечное и обязательное «куда милиция смотрит?», «совсем обнаглели»…

Мне уже ни билетов, вообще ничего не хотелось. Брел от кинотеатра, вяло удивляясь, какими ватными, непослушными сделались ноги. Нытье в животе не унималось. Я журналист, за шесть лет довелось уже немало и увидеть, и услышать, но эта не такая уж редкостная, увы, история повергла меня в совершеннейшее смятение. Неужели так легко оборвать человеческую жизнь? А ведь тот подонок, не среагируй парень, наверняка полоснул бы его по горлу. Из-за каких-то паршивых билетов… Отчего все это так сильно подействовало на меня? Обострились, усугубились мои ощущения собственными детективными эмоциями? Но хуже всего — что я размазня и трус. Трясся, как волочимый на заклание баран, глаза пучил. Ну, хорошо, не достало характера вмешаться, но мог же по крайней мере закричать, воззвать к толпе, к людям — их же рядом едва ли не сотня стояла. И почему никто другой этого не сделал? Еще до появления ножа, когда три сопляка-хулигана бесчинствовали?..

Изводя себя этими безрадостными мыслями, плелся по замызганному тротуару и вдруг поймал себя на том, что движусь к Светкиному дому, совсем уже рядом. Сами ноги принесли? А зачем я к ней иду? Сказать, что билеты приобрести не удалось? Она почему-то никогда не приглашала меня в гости. Не хотела, чтобы меня видели родители? Опять же, почему? Смею надеяться, что не шокировал бы их ни внешним видом своим, ни поведением. Пригласить ее погулять? Сегодня — только погулять, поторчать в крайнем случае где-нибудь в укрытии, потому что все другие варианты отпадали, включая гостевание у меня. Я уже несколько раз пытался затащить Светку к себе, но она так упорно всегда сопротивлялась, точно предлагал я ей нечто совсем невозможное, даже предосудительное.

Уныние и досада, прихватившие меня, когда уходил от кинотеатра, вытеснялись всплесками уязвленного самолюбия. И, под настроение, накручивал себя все больше и больше. Пора уже расставить акценты, пора прийти к какому-то знаменателю. Давно пора. Я на добрый десяток лет старше и не должен позволять вертеть собою как мальчишкой. Ну, а рассоримся — так, значит, тому и быть. Топиться не побегу.

Сейчас мне уже хотелось поскорей встретиться со Светкой, выяснить отношения. Поглядеть в ее непроницаемые мазутные глаза. И детектив этот злосчастный брошу к чертям собачьим, охота была над всякой ахинеей голову ломать! Подумаешь, мозгляк Андрей какой-то будет мне еще задания давать! У меня повесть начата — интересная, серьезная, почти автобиографическая, о журналисте, вступившем в борьбу за безвинно пострадавшего человека, затравленного самодуром-директором. Была у меня такая история в прошлом году, на фабрике этой мебельной дневал и ночевал. И вообще мне загуливаться сегодня не следует — статью ведь так и не подготовил.

Светку я навещал, не считая, понятно, вчерашнего вечера, впервые. Обычно созванивались — и встречались на углу возле ее дома. Я мог бы и сейчас позвонить ей из автомата, предупредить, но принципиально не сделал этого. Хватит по струнке ходить.

Открыл мужчина, показавшийся мне очень знакомым. Но память напрягать не пришлось — тут же сообразил, что Светка здорово на него похожа, просто удивительное сходство. Такой же смуглый, чернобровый и курносый, только смуглость его имела другой оттенок — яркий, багровый, словно он из парилки вышел. Поглядел с хмурой подозрительностью:

— Вы к кому?

В нос мне шибанул крепкий спиртовый запах, и сразу же сделалась понятной краснота его лица.

— Здравствуйте. Светлана дома? — вежливо спросил я.

— А зачем она вам?

Этот простейший вопрос поставил меня в тупик. И что вообще можно на него ответить?

— Видите ли… — неуверенно начал я, но в коридор вышла Светка, изумленно выгнула брови. Не похоже было, чтобы испытала особый восторг.

— Иди вниз, — коротко сказала она, — я скоро спущусь.

Забыв попрощаться и чувствуя затылком тяжелый взгляд Светкиного отца, я поспешил к лестнице.