Надя подышала на покрытое инеем стекло, протаивая специально для себя маленькое окошко, и прильнула к нему. Отвернулась от всех, пытаясь сквозь налипшую снаружи грязь разглядеть, где они едут.

Автобус наконец протолкался через городские перекрестки и ускорился. Позади остались присыпанные снегом гигантские отвалы рыжего песка с застывшей рядом дорожной техникой – будущая кольцевая дорога.

Мимо проносились грязно-серые сугробы. За ними – стена заснеженных деревьев, изредка прерываемая крохотными деревушками из нескольких домов. Покосившиеся дощатые заборы. Старые шиферные крыши, придавленные пухлыми белыми шапками.

Салон оказался заполненным. Не совсем под завязку забит, но свободных сидячих мест не осталось. Многие пассажиры стояли в проходе, ухватившись за поручни.

– Еще говорят, после Нового года крупа опять подорожает. И сахар, – вздохнула старушка в соседнем ряду, продолжая начатый еще на улице разговор. – Как жить-то будем, Славка?

– А? Что? – глуховато переспросил сидящий рядом с ней дедок в нелепой шапке-петушке.

«Наша музыка! Наше радио!..» – еле слышно донеслось из кабины водителя, отгороженной от пассажиров глухой стенкой из ламинированной фанеры и прозрачного пластика.

Рядом с Надей уселся пацан-старшеклассник. Тощий какой-то, прямо дистрофичного вида. На сдвоенном сиденье напротив – мужичонки непонятного возраста. Первым делом они оба масляно пробежались по Надиной фигурке – от коленок в теплых колготках до холмиков грудей под тонким пальтишком.

Конец ознакомительного фрагмента.