В кабинет тихо вошла Дуся, подошла к мужу, тож( заглянула в окно.

– Что задумался?

– Смотрю на ребятишек и свое детство вспомнил. Гоняют мяч в обувке, и им не жалко своих ботинок.

– А чего их жалеть? Вон у нашей дочурки туфелек да ботинок три пары, и у них, поди, столько же, а я себе первые ботинки сама купила в семнадцать лет, на свои заработки.

– Ладно, как мы раньше жили, забывать нельзя, сейчас не до воспоминаний. Вот думаю, что шахтерам скажу?

– А чего тут думать? Скажи, как молоток освоил, как пласт угольный понимаешь.

– Мало этого. Мало. Пласт они и сами читают куда как лучше, чем книжку, и молоток с закрытыми глазам разберут и соберут. Надо шире брать. Новые порядки в шахтах нужно заводить, вот о чем хочу сегодня сказал Да никак не придумаю, с какой стороны начать.

– Начинай с любой: хоть с коногонов, хоть с тормозных, а то про воздух скажи, что в дырявые шланги попусту по штрекам расходится. Не бойся, тебя поймут, да и поддержат.

– Правильно, женушка, дело понимаешь, - похвалил ее Алексей.
– Я как раз и хочу говорить об организации работы на шахте, о том, что нам мешает. Уголек-то нарубить дело нехитрое, а как его вовремя вывезти да на-гора подать, вот о чем думаю.

Первым к Стахановым пришел старый шахтер Матвеич. Высокий, седой, большерукий. Вышитая украинская рубашка, подпоясанная шелковым с кистями поясом плотно облегала его широкие плечи и грудь. Смуглое лицо, изрезанное морщинами в синих точках въевшейся в кожу угольной пыли. Матвеич степенно поздоровался с Алексеем и потребовал:

– Показывай свои хоромы. Посмотрю, как в нонешнее время шахтеры живут.

Старик обошел комнаты, заглянул на кухню, где хлопотали женщины, с уважением поклонился им и направился вслед за хозяином в кабинет. Удобно уселся в кресло, снял с телефона трубку, словно хотел звонить, но, когда центральная громко несколько раз отозвалась, опустил трубку на рычаг.

– Хорошо тебя устроили. Правильно, по заслугам. Ты сколько лет как в шахтерах?

– Восемь. С двадцать седьмого.

– А я здесь с девятьсот девятого. Считай, что второй четвертак разменял, а такой добычи, что с твоей легкой руки пошла, и слыхом не слыхивал. Молодец. По делу тебе и почести.
– Матвеич еще раз оглядел комнату.
– До революции в Кадиевке таких-то домов и не было. Пяток особняков для начальства, несколько бараков с нарами и копай-город. Я в шахту еще мальчишкой полез. Был саночником. Уголек на санках, на четвереньках из забоя оттаскивал. Забой узкий, лава мелкая, шахтер рубит то лежа, то на четвереньках, а я знай вывожу. Потом в коногоны выбился. Чтоб забойщиком стать, поставил подрядчику ведро водки - допустили к обушку. Я с ним и по сей день не расстаюсь. Рубаю уголек потихоньку, по полторы нормы, по две. В те годы несколько лет в бараке на вшивых нарах валялся. Зимой больно плохо было. Стужа, а одежонки доброй нет, из шахты придешь мокрый весь и сразу спать завалишься, во сне вся амуниция на тебе и просохнет. Потом, когда Степановну присмотрел, своим жильем обзавелся. Вот там, где сейчас наш клуб, выкопал землянку. Рад-радешенек был, а она поболе могилы всего раза в четыре. С осени и до весны всегда вода на полу плескалась. Но я горбыля с шахты натаскаю и мостки сделаю. Сгнивают, сбиваю новые, Двумя сыновьями в той землянке обзавелся, а дочка, та уже в собственном доме родилась.

Я как с гражданской вернулся, первым делом строиться начал. От рудоуправления нам, старым шахтерам, подмога была. Вот и начали мы капитальные дома ставить. Три года с женой штукатурили да плотничали, зато и дом теперь побольше твоей квартиры, и сад вырастили, детей воспитали. Только сыновья мои разбежались по свету: младший в Киеве учится, а старший - командир в Красной Армии. Дочка с нами живет, на нашей на шахте в конторе работает. Вот так-то вот, друг. А что касается землянок, так теперь нашу Кадиевку и в узнать, нет копай-города, нет землянок. Хотя, подожди, есть. Ты заведующего конным двором Пантюху знаешь!

– Это старика-то хромого?

– Хромой он теперь стал, от возраста. Раньше лихой мужик был. Всеми коногонами верховодил. Так он себе дом поставил, такой же как у меня, а в огороде сохранил свое прежнее жилье. Он меня как-то зазвал, пойдем говорит, выпьем но чарке. Привел в огород, смотрю - копанка его старая цела. «Вот, - говорит, - сохраню для потомства, заместо музея, чтоб наши внуки взглянули как их прародители жили...»

Гости пришли все сразу, пришли необычайно веселые в сопровождении духового оркестра. Музыканты расположились возле дома и начали играть вальсы, веселые песни. Смущенная, даже расстроенная Евдокия Иванова отвела мужа в сторону.

– Что делать, Леша? Все, что приготовили, на стол выставила, здесь-то всем хватит, а на музыкантов я не рассчитывала. Да их даже в наших хоромах не разместить.

– Гулять так гулять!
– усмехнулся Алексей.
– Пусть кто-нибудь из твоих подружек кошелку в руки и в магазин, накроем стол специально для музыкантов. Да денег не жалей: к нам же люди по-хорошему, по-доброму...

– Ты хоть зайди, посмотри, - взмолилась Евдокия Ивановна.
– Все ли так. Я у трех соседей столы взяла, посуду.

Стаханов заглянул в столовую. Горы пирогов, холодец, винегрет, бутылки с вином и пузатые графины, в которых плавали красные стручки перца.

– Молодец, Дусенька! Зови гостей к столу!

Среди приглашенных был прославленный мастер отбойного молотка Свиридов, немного помоложе Матвеича. Известные забойщики с соседней шахты Терехин и Савченко. Машуров, Дюканов, Концедалов, друзья Алексея... Пришли и руководители городских организаций. Алексей подождал, когда все расселись, встал, по старому русскому обычаю низко поклонился гостям: