Мы прошли по тропинке прямо в окружающий лес. Миллер и его гости оставили множество следов прошлой ночью в мягкой грязи. Если за ними последуют другие, то казалось наиболее логичным, что они попытаются проследить за этими следами. Я не мог поверить, что они оставили их случайно.

В это время дня в лесу патрулировало множество других команд, но мне нужны были эти следы. Я хотел быть тем, кто найдёт остальных из этой группы.

Если они будут так же опытны, как двое других, ожидающих суда моего отца, очевидные подсказки могут пригодиться.

Прошлой ночью двое, которые в настоящее время были заперты, казались менее подходящими, чтобы присоединиться к нашим рядам, но, в конечном итоге, я покажу им, насколько взаимовыгодными мы можем быть друг для друга. Мы были идеальным местом для людей их калибра и таланта. И мы могли бы предложить постоянную еду и кров. Они передумают.

Отец планировал провести их через испытательный срок, а затем пересмотреть их приверженность Колонии.

Я согласился с его методом. Никому, оставшемуся на этой планете, нельзя было полностью доверять. Испытательный срок был лучшим способом проникнуть в основную систему убеждений человека, выяснить, насколько легко можно поколебать его лояльность. Временами было трудно жить в обществе, для поддержания которого требовалось так много труда, но награда была ошеломляющей по сравнению с тем, что ещё мог предложить этот падший мир.

Они либо становились в очередь, либо мой отец обращался с ними своим обычным способом.

По правде говоря, был только один выбор. Они явно ценили свою жизнь, я не сомневался, что они придут к правильному выводу.

Мы шли в полной тишине через густой лес. Всего через пятнадцать минут после начала нашего путешествия я услышал далёкие голоса, которые доносил ветер. Отсюда было трудно сказать, к какому типу людей они принадлежали, но на мгновение мне показалось, что я слышу ребёнка.

Я остановился на полпути и дал сигнал двум другим молодым людям идти тихо и рассредоточиться.

Мы двинулись в тёмный лес отработанным шагом и с чёткой целью. Мы делали это сто, может быть, тысячу раз до этого. Для нас это было упражнением, таким же лёгким, как дыхание.

Мой шаг дрогнул только один раз, и это было, когда мы были достаточно близко, чтобы полностью определить, какие голоса приближаются. Хотя мы всё ещё не могли их видеть, я слышал достаточно ясно. Один мужчина, достаточно взрослый, чтобы быть мужчиной, но достаточно молодой, чтобы всё ещё быть отчасти двояким в годах. Среднего возраста? Или подросток? Где-то посередине? Трудно было сказать наверняка.

А потом другой голос.

Вот тут-то мои шаги и дрогнули.

Не ребёнок. Женщина. Хриплый, медовый, чисто женский голос донёсся до моих ушей с теплотой и совершенными тонами лёгкого, незатейливого веселья. Голос окружил мой мозг и ударил прямо в грудь, в суставы моих костей, в мужские части меня, которые впитывали этот тон слово в слово.

Я вскинул руку и издал короткий, низкий свист. Остин и Крид немедленно остановились и скрылись в укрытии. Мы подождём, пока они сами придут к нам. Они идут прямо в нашу ловушку. У нас было преимущество и опыт, в то время как они, спотыкаясь, пробирались через всё ещё тёмный лес, выдавая себя.

Мои губы изогнулись, и я с некоторым потрясением понял, что улыбаюсь, что делал редко. Я присел за толстым деревом и выглянул из-за него. Я был совершенно спокоен и молчалив, пока ждал… ждал её.

— Тогда не надо, — сказала она. — Странно говорить о моей девственности с тобой, даже если речь идёт о спасении твоей бессмертной души.

Девственность?

Что-то такое мужественное, что-то такое чистое, первобытное мужское вспыхнуло в моей крови, и мне стало стыдно за себя.

Просто… девственниц больше не существовало. Соотношение мужчин и женщин было фатально несправедливым, но примите во внимание, сколько из этих оставшихся женщин всё ещё могли сохранить свою невинность? В этом богом забытом мире? Это казалось невозможным.

И если я думал, что меня привлекла эта девушка только из-за звука её голоса, тот факт, что она каким-то образом сумела сохранить свою добродетель… было что-то ещё, что нужно было защитить и подарить… Меня не просто затянуло, я был потерян.

Конечно, она могла быть уродливой. Тогда что? Не всё ли равно, как она выглядит? Имеет ли значение, было у неё три зуба и не было волос?

Возможно.

Но затем она появилась в поле зрения, и все эти мелочные мысли исчезли, сменившись такой сильной и всепоглощающей силой, что я, спотыкаясь, двинулся вперёд, одной рукой цепляясь за влажную землю.

Её спутник говорил что-то о своём брате и мужском кодексе, но всё, что я мог видеть, это черноволосую красавицу, идущую в мою сторону. От неё захватывало дух, даже в тусклом утреннем свете. Солнце заставляло воздух вокруг неё светиться, а края её тела горели в туманной темноте. Её тело, гибкое, грациозное, чувственное, с лёгкостью двигалось по неровной лесной подстилке, и я чувствовал себя загипнотизированным покачиванием изгиба её бёдер.

Я давно не видел красавиц, но, глядя на неё, на эту девушку, которая появилась из ниоткуда и направлялась прямо ко мне… было похоже на то, как будто я впервые увидел что-то по-настоящему красивое. Она была всем прекрасным, что осталось в этом мире. Она была чистой, невинной и светлой. Она была лёгкой. Дело было не только в резкой разнице между необузданным влечением, которое я испытывал к ней, но и в том, что она освещала даже солнечный свет. Она каким-то образом прожгла тьму, и не просто тёмный лес, а зловещий мрак этого мира. Она преодолела унылую неживую жизнь, которой мы поддались, и напомнила мне о том, какой была жизнь раньше, какой она могла бы быть снова.