Итак, базой экспедиции избрали Тикси, близ устья Лены.

О том, чтобы лететь туда из Москвы вдоль побережья арктических морей, тогда, в тридцать восьмом, и речи быть не могло. Северная авиатрасса существовала тогда лишь в проектах изыскателей. Не было тут при полярных станциях ни запасов горючего, ни надежных посадочных площадок, способных принимать тяжелые самолеты.

А на трассе, пролегающей в средних широтах, морозы стояли самые арктические. Изрядно мучились механики перед каждым стартом, подогревая масло для моторов. Случались в пути и густые снегопады, и облачность, и туманы. Тогда лететь приходилось вслепую, по приборам.

Но вот наконец и Красноярск — привычные Алексееву и его спутникам «ворота на Крайний Север». Здесь, как шутят пилоты и механики, надо прощаться с таким благом цивилизации-, как железная дорога, и дальше уж «все свое добро везти на себе». А такого добра хватало. Тут и семь тонн припасов, предназначенных для моряков зимующих кораблей; (чеснок, лимоны, всякое прочее антицинготное, питательное), тут и двухметрового диаметра самолетные колеса, которые надо подвешивать снизу под фюзеляжи в расчете на летний обратный путь, тут и особо вместительные баки с авиамаслом (предназначенные для аэропорта Тикси), которые надо надежно разместить внутри центропланов.

Немудрено, что дополнительная загрузка машин в Красноярске потребовала увеличения размеров тамошнего аэродрома, на льду Абаканской протоки Енисея.

Алексеев и Орлов и почти все их спутники летали над Енисеем десятки раз: и в рейсах, по расписанию, и по экспедиционным заданиям, и на ледовую разведку — в Карское море. А с Леной был знаком один только Головин, года три назад начавший разведывательные полеты над льдами моря Лаптевых. И теперь упреки, адресованные Ленской авиалинии Главсевморпути, волей-неволей принимал Павел Георгиевич:

— Никуда это не годится, Паша, — говорил ему укоризненно верный спутник штурман Петров, — я только собрался попить чайку в Усть-Куте, а вот гляди радиограмма: закрыт Усть-Кут, до Киренска пойдем, значит…

— И не беда, Лев: Васильевич, в Киренске вода вкуснее, городок-то стоит на острове, — отвечал Головин.

Миновали и Киренск, и Якутск. Чем дальше на Север, тем приметнее с воздуха особенности широченной Лены. Тут и там дыбятся торосы, надувы, заструги. Что такой лед негоден для посадок, ясно и Алексееву, и всем его попутчикам. Да и порты здешние не очень-то благоустроены. Взять хоть Жиганск, где надо садиться для заправки горючим. Площадочка на узкой прибрежной косе для легких машин местной линии — вроде бы и ничего страшного. А вот с тяжелыми четырехмоторными как быть?

Однако спасибо жиганским портовикам — для приема экспедиции Алексеева они расчистили от снега идеально круглое, ровно замерзшее озеро в сосновом лесу. Едва самолеты зарулили там на стоянку, откуда ни возьмись — подкатили к ним оленьи упряжки:

— Пожалуйте в гостиницу отдохнуть с дороги.

Недолгий путь по таежному проселку ознаменовался небольшим приключением. Бориса Львовича Дзердзиевского — «экспедиционного бога погоды», синоптика, сопровождавшего недавно летчиков и на Северный полюс, резвые рогатые скакуны на полной скорости вывалили в сугроб.

«Бог погоды» в сердцах поругивал местные якутские метеостанции: нерегулярно поступают от них сводки, нелегко составить себе представление о происходящих в атмосфере процессах.

Немалые трудности в работе встречали и штурманы по мере продвижения на север. После Булуна, перевалив горный хребет, приближались к Тикси. Там очертания берегов бухты тонули в тумане. Сквозь него проглядывали только верхушки радиомачт. Пилоты, естественна, держали курс прямо на них, а стрелки радиокомпасов, настроенных на Тикси, показывали куда-то вправо. Видимо, на работе этой чувствительной аппаратуры сказывался рельеф местности.

Было видно, как при ясном небе с гор сползает туманная мгла, затягивая постепенно площадку на льду бухты, обозначенную аэродромными флажками. Пилоты все же успели приземлиться, зарулить к отведенным им местам стоянки.

Посланцев Москвы дружески встречали тиксинские старожилы и летчики местной Ленской авиалинии.

— С благополучным прибытием, Анатолий Дмитриевич, — приветствовал Алексеева флегматичный плечистый Василий Никифорович Задков, — а мы тут в своей епархии тоже без дела не сидим, занимаемся помаленьку извозным промыслом. Летаем в море, к каравану ледокола «Ленин».

Да, к тому времени в Тикси уже собралось 90 моряков, вывезенных с зимующего каравана на двухмоторных самолетах Ленской линии. Надо было переправлять пассажиров дальше на юг, чтобы не перегружать поселок.

Вместе с тем возникла необходимость как-то по-новому строить работу авиации, поскольку суда каравана ледокола «Ленин», относимые дрейфом дальше от берегов, становились недостижимы для двухмоторных самолетов с ограниченными запасами горючего.

— Вижу, Василий Никифорович, задачи вы тут решаете не простые, — помолчав несколько минут, Алексеев предложил: