Зачем он это сказал? Пытается забыться в унижениях? Но расставание — это же не повод бросаться грязной тряпкой. Это не причина, чтобы вытирать об другого человека грязные ботинки.

Выбежав на улицу, прижимаюсь к стене. Обхватив себя руками и согнувшись пополам, безмолвно кричу. Кричу, потому что нет сил сдерживать боль, которая разрывает меня изнутри и не позволяет дышать.

Мне плохо. Ощущения, словно по венам пустили яд, который медленно убивает меня. Я чувствую себя одинокой и беспомощной, никому не нужной, но при этом вечно всем обязанной.

Не знаю, сколько времени я так простояла, пытаясь совладать с бушующими эмоциями и накатившей истерикой. Но вдруг где-то неподалеку я услышала знакомый голос. Это был мой будущий муженек.

— Господи, Анна, что с тобой? — Албанцев с недоумением смотрит на меня, плохо скрывая брезгливость, которая была вызвана моим внешним видом. — Давай я отвезу тебя домой, а ты расскажешь, что стряслось, — сняв пиджак, он накинул его мне на плечи, потому как после душа одежда пропиталась влагой.

— Со мной все в порядке, — пытаюсь дышать, но из горла вырывается лишь хрип.

— Уверена? Просто выглядишь ты, мягко сказать, не очень. А если тебя кто-то увидит? Ты, как-никак, моя будущая жена и должна…

Должна… Должна… Должна…

— Да что вам всем от меня нужно?! — скидывая пиджак, который пахнет чужим мужчиной, шарахаюсь от Плутоса, как от холеры. — Отстаньте вы все от меня! — и просто как безумная срываюсь на бег.

Задыхаясь, добегаю до набережной. Обессиленная падаю на пирс и, тяжело дыша, смотрю на зеркальную гладь реки. Сейчас она как никогда спокойна и молчалива. Только изредка по ней пробегает легкая рябь, да ветер, раскачивая деревья, гонит по небу рваные облака.

Боже, как же хочется на несколько часов отключить голову, заблокировать мысли. Забыть обо всем на свете: о проблемах, о людях, о будущем… И просто радоваться мелочам — наблюдать, как облака плывут по небу, как солнце садится за горизонт, ловить вкус жизни и быть частью этого мира… Но я — всего лишь марионетка.

А ближе к вечеру мой телефон начал разрываться от звонков родителей, которые я упрямо игнорировала. Они трезвонили, не переставая. И, в конечном итоге я, не выдержав этой атаки, была готова выбросить мобильник в реку, но меня остановил неожиданный поток сообщений.

Чемпион: «Аня! Вернись!»

Чемпион: «Прости меня!»

Чемпион: «Не исчезай… Я тебя тоже об этом прошу!»

Чемпион: «К черту такую любовь!»

Чемпион: «Скажи, где ты!»

Чемпион: «Тихая, блядь… Аня!!! Скажи, где тебя искать. Я приеду! Заберу! Никогда не отпущу.»

Чемпион: «Надо все исправлять. Надо!»

Чемпион: «Не думай, что тебя одну ломает!»

Трижды пробежавшись глазами по сообщениям, отключаю телефон. Иногда одним лишь словом можно уничтожить человека. И боль от такого удара держится дольше. Сердце вырабатывает обиду, которая пускает корни глубоко внутрь и начинает отравлять организм.

Неправильно как-то все выходит. Слишком неправильно. У нашей истории должен быть счастливый конец. Но видимо, у вселенной на этот счет другие планы.

И как же сильно я злюсь на Савельева — за то, что не могу перестать его любить. Но еще сильнее я ненавижу себя — за то, что не в состоянии нас спасти. Я не могу повернуть время вспять и изменить то, что уже произошло.

«Люблю… До смерти, Ань…»

«Я хочу сорваться. Хочу разбиться. Хочу слиться с тобой. Только с тобой…»

Забавно, но случилось все, о чем мы мечтали: вдвоем сорвались, вдвоем разбились, а дальше — смерть.

Ну, хоть где-то не облажались…

Домой возвращаюсь глубокой ночью и полностью разбитая. Теперь, когда мы с Мироном поставили точку, я могу шагнуть на этап принятия и смириться с той жизнью, которую выбрали для меня родители. Выйду замуж за Плутоса, как они и хотели. Получу диплом, о котором они мечтали. Подарю им внуков и с помощью денег мужа обеспечу такую старость, о которой они грезили.

Стану прекрасным сотрудником, верной женой и хорошей матерью. Возможно, как сказал Мирон, однажды забуду о боли и больше не вспомню о том, как сильно мы любили. Я стану той, кем хотят меня видеть окружающие.

«Стану», поставив на другую чашу весов свое «Я».

Ну, подумаешь, во мне больше не будет огня, жизнь лишится смысла. Ну и что с того, если вместо души будет рваная рана. Привыкну. Приму. Смирюсь. Не страшно, если безразличие ко всему станет моим главным состоянием.

Привыкну. Приму. Смирюсь…

Зато больше никто не пострадает. Зато я больше никому не сделаю больно.

Пробираясь на цыпочках в свою комнату, боюсь разбудить домашних. Но стоило только включить в спальне свет, как испуганный крик вырвался из груди.